Забывая, что возраст приближал Ночь Свадеб, юноши и девушки все еще затевали детские игры. «Давайте красть орехи!» – предложила Дахэ, когда они сбились в кучу у забора на краю деревни. «Я буду считать!» – тут же вызвалась Зарна, которая во всем поддерживала подругу. Легкими прикосновениями она перебирала участников игры. Никому не хотелось хотелось быть сторожем орехов – нагучицей с палкой. Но украсть мешочек с припасами из-под носа ведьмы, которая заготовила их для своего вечно голодного волосатого ребеночка, значило проявить ловкость и смелость.
– Один – это единица, – певуче считала Зарна, – два – это двойка, три – это тройка, четыре – это четверка, пять – это пятерка, шесть – это пальчики, семь – это затылок, восемь – это козел, девять – будем расходиться, десять – продолжать, кого ведьма поймает, тому несдобровать.
Последний счет указал на Айсэт.
– Я не хочу быть нагучицей, посчитайте еще раз, – быстро произнесла она.
Пусть считала Зарна, идея поиграть в «Красть орехи» принадлежала Дахэ. Айсэт смотрела ей в глаза, ожидая решения.
– Но ты ведь и так ведьма, тебе не привыкать, – рассмеялась Дахэ, и дети поддержали ее веселье, – просто будь собой.
Она протянула Айсэт палку и мешочек.
– Зарна, посчитай снова, – попросила Айсэт.
Палка указывала на нее широким концом. Дахэ притащила орудие и сокровище ведьмы с собой, будто и не собиралась играть в другую игру. Зарна вопросительно взглянула на Дахэ. Та покачала головой:
– Мы потратим время.
– Давайте я буду сторожить орехи, – подал голос Тугуз. Он выступил из своры парней и потянулся к палке.
Дахэ тут же опустила руку. Глаза ее сверкнули.
– Нет, – видно было, что ей пришла в голову идея, – раз я уже держу ее, мне и быть ведьмой.
Айсэт с облегчением расправила спину. И перебралась с остальными ближе к лесу. Дахэ, наоборот, отошла к домам, уселась на колени, оперлась на палку, мешочек положила перед собой. По правилам игры она закрыла глаза: нагучица уснула.
Подкрадывались, кто как хотел. Подбегали, прыгали как зайцы, перескакивали с ноги на ногу. Главное было дойти до ведьмы. Хоть кувырком по траве катись, но доберись до заветного мешочка. А там шуми, кричи, чтобы ведьма растерялась, и хватай мешочек с радостным визгом: «Мое! Мое!» В этот момент ведьма распахивала глаза – просыпалась – и палкой колотила по спинам и плечам обманувших ее детей, стараясь добраться до вора.
Только когда палка выбрала ее из всей визжащей толпы, Айсэт поняла, почему Дахэ передумала. Зарна схватила мешочек, дети принялись вырывать орехи из ее рук. Дахэ открыла глаза, заворчала, завизжала, завертелась на месте, как настоящая старуха-людоедка. Подняла палку и опустила ее на плечо Зарны, потом Нану, после Тугуза, принялась бить по визжащим ребятам. Те убегали от ведьмы и в то же время подставляли бока под палку, Дахэ била не в полную силу, шутя, приговаривая:
– Получи от ведьмы на орехи. И тебя полюблю, все бока отобью.
И обрушила палку на Айсэт, смеющуюся вместе со всеми. Она била с размахом, удар за ударом и Айсэт слишком поздно сообразила, что Дахэ больше не играет, упала ей под ноги, закрыла голову руками.
– Чего тебе прятаться, – не знала устали Дахэ. – Я тебе отсыплю побольше, и на другой щеке оставлю знак, чтобы ты уже никогда не сомневалась, кто у нас тут ведьма. Тебе ли бояться уродства?
Палка трещала, и кости Айсэт тоже откликались треском. Дахэ размахнулась, Айсэт услышала свист воздуха и приготовилась к очередному удару, но его не последовало. Вместо грохота палки о ее руки Айсэт расслышала возню и тихое рычание. Она приподняла голову. Тугуз отнял палку у Дахэ, держал орудие людоедки за спиной, а свободной рукой обнимал Дахэ за плечи, не давая приблизиться к Айсэт. Остальные стояли полукругом и наблюдали за попытками Дахэ вновь обернуться нагучицей и наказать воровку ее орехов.
– Пусть знает, – шипела Дахэ, – что надо держать язык за зубами и не забывать свое место. Дай мне наказать ее, Тугуз, не держи. Пусть знает, каково это – нарушать данное слово.
«Я его не нарушала, – хотела прошептать Айсэт, но не сумела. Шея, руки и спина болели от ударов ореховой палки. – Я никому не сказала, я бы никогда не выдала тебя».
Айсэт не нужны были объяснения, и если другие округлили глаза, пытаясь понять, отчего Дахэ злится, то она уткнулась лбом в траву. «Я ведь помогла тебе, – жалобно стонало сердце. – Зачем же мне было выдавать твою тайну?»
Глава 4. Всадник во сне и наяву
Айсэт дослушала отголосок боли внутри себя и смех повзрослевшей Дахэ, пошла вдоль реки. Грудь пылала, словно пятно разрослось, сползло вниз. Кувшин оттягивал руки, Айсэт взялась за изогнутую ручку, уместила его на правом плече, поддерживая другой рукой мокрый бок, и прикоснулась к нему щекой. Подол платья бил по ногам, Айсэт торопилась. В ушах звенели слова Дахэ, а давнишняя история сбивала дыхание.