Демон спускается с гор

Все эти свидетельницы ее унижения делали вид, что Дахэ нет. Вот кружили и прославляли ее, а вот она обернулась пустым местом. Лишней в доме, где уже приняли красавицу-жену. А Нану шло платье, увитое золотыми лозами, шел головной убор и вуаль на плечах. Нану облизывала губы, бесстыжая. Сердце Дахэ вновь дрогнуло, будто оставалось чему разбиваться, раскрошилось в мелкие осколки и осыпалось в живот.

– Нет-нет-нет, – подумала или проговорила Дахэ и захлебнулась осознанием. «Чего же ты боишься больше: смерти или позора?» – спросил горный дух во время ритуала. Заглянув и в тело, и в душу. Вовсе не новое шевелилось в ней и откликалось на вопрос духа иным ответом, чем выбрала она. Не темное давило ее сейчас лечь на пол и молить смерть о милосердии. Дух выведал оба ответа и долго смеялся после того, как объявил Дахэ избранницей, и снова смех его раскатывался над головой, разрушая душную магию свадебных песен.

На пороге стоял жених. Дикий хохот Дахэ, его она принимала за издевку горного духа, оборвался и увяз в меду, которым был измазан ее Тугуз. Пчелы ползали по рыжей бороде, забирались в завитки, копошились в них. «В рыжебородых девять хитростей», – выпрыгнули из памяти слова матери и то, как она сердилась, когда дочь упоминала их детские игры. И оказалась права.

– Тугуз, Тугуз, Тугуз, – повторяла Дахэ. Слезы брызнули из глаз вместе с хрипом.

Деревенские частенько предостерегали своих детей, что нельзя без нужды упоминать имя волка: «„Волк“ один раз скажешь – и он сделает один прыжок к тебе». Дахэ звала и звала рыжего волка из их февраля, но он отвечал из нее самой.

Тугуз стоял неподвижно и даже не моргал.

Гость родной под нашим кровом,
Пусть тебя не коснется беда.
Будь свободным ты и здоровым!
Всегда!

 –

за Тугузом голосили мужчины, сплошь покрытые медом. Старый Олагай держал ореховую палку, украшенную разноцветными лентами. За ним стоял кузнец Гуч, не подошел ни к сыну, ни к жене. Пчелы окружали мужчин ровным жужжанием.

– Вот твоя невеста, сын мой, – сказала Тугузу мать, – возьми ее руку и проведи в свой дом.

Женщины отталкивали Дахэ, тянули вперед Нану. Они накинули на нее фату, придерживали концы. Невеста делала маленькие шаги, показывала свое стеснение.

– Вот муж твой, – обратилась к ней свекровь, – возьми его руку и войди в свой дом.

Дахэ переминалась с ноги на ногу за спинами женщин. Она проводила ладонью по поясу, застежка колола пальцы. Нужное найти не получалось. Жених должен был приподнять фату кинжалом, чтобы взглянуть в лицо невесты. Но опьяненный медом Тугуз не взял кинжала, пусты были и глаза его, и ножны на поясе. Дахэ искала свой короткий нож, тянула ткань свадебного наряда, заглядывала в рукава сае. И кололась о вышивку и иглы, тут и там оставленные швеей-неумехой. Как она не чувствовала их раньше? Они ожили и перемещались по телу. Как жаль, что иглы не могли собраться в один острый кинжал!

Нож Дахэ оставила дома: невесте духа не следовало брать с собой оружия.

Нану добралась до Тугуза. Тот не шевелился.

«Они околдовали его! Нану притворялась добренькой, а стоило мне уйти, тут же побежала к Гумзагу за зельем. Или к Айсэт! – Игла уколола Дахэ под ребро. – Конечно, как я раньше не догадалась, Нану упросила подружку помочь! А эта змея…»

О том, что Айсэт шла во мраке пещеры вместе с ней, Дахэ не подумала. Все иглы разом выставили вперед ядовитые жала. Дахэ толкнула одну женщину, вторую, отбросила в разные стороны Зарну и Кутас и кинулась на змею, заползшую в дом.

Не только волки откликались на зов!

Дахэ вонзила иглы, терзающие ее тело, в исцарапанное лицо Айсэт, которая явилась лицезреть ее поражение, и удивилась тому, что распахнувшиеся синие глаза не прятались больше за кровавым пятном.

Щека Дахэ горела красным. Звук пощечины пробудил дом. Размеренный гул пчел сбился. Они скопились над мужчинами, готовились налететь черным роем. Дахэ цеплялась за платье Айсэт. Шариф стоял на фате, отлетевшей вместе с шапочкой, когда Айсэт дернула за косу набросившуюся на нее Дахэ, оторвала от своего лица и ударила, в последний момент чуть остановив размах.

– Успокойся, – Айсэт перехватила Дахэ, снова кинувшуюся на нее, за запястье. – Мы не дома, Дахэ.

Шариф кинжалом приподнял фату с лица другой девушки, одетой в свадебное платье. Они с Дахэ казались огнем и водой. Дахэ в красном, а вторая, выбранная для Тугуза, в белом.

– Это Нану, – взвизгнула Дахэ. – Подлая дрянь.

– Нет. – Айсэт сильнее сжала ее запястье. – Не она, все неправда. Смотри.

– Кто твоя невеста, Тугуз? – спросил Шариф.

Айсэт сомневалась, что Тугуз ответит. Он походил на Кочаса, оставленного в колоде. Взгляд блуждал, не задевая лиц женщин, губы выпячивались, как у обиженного ребенка. Мужчины теснили его, ждали ответа. Шариф не опускал кинжала в правой руке, левой указывал на Дахэ.

Он давал Тугузу выбрать. Молчание жениха лишало Дахэ сил. Она сползла вниз, вцепившись в пояс Айсэт.

– Ты опоила его, – всхлипнула она, – отомстила за то, что я отняла его у тебя.