Демон спускается с гор

«Прости меня. Надеюсь, смерть была быстрой».

Всполохи продолжались. Появлялись из неясной искры и расползались по поверхности воды. Один за другим снопы искр пробивали толщу вод. Пучина сотрясалась и гремела, ее прошивали молнии. Вода вокруг Айсэт полыхала огнем.

«Я сплю, я все еще у костра, и никто не пришел за мной. Я сплю в лесу».

Волны рванулись из бездны, раздался грохот. Море всколыхнулось, приняло тяжелое тело. Иныж провалился в свою же тень. Огромный и волосатый, он распадался на мелкие золотистые частицы. Толстые губы таяли, шерсть испарялась, глаз пенился. Утес на груди крошился, расколотый на две части.

«Пусть найдется храбрый воин, что расколет скалу на теле иныжа. И падет чудовище, как падает срубленное дерево. И великий стон разнесется по земле, которая примет сына своего».

Море не стонало. Не оплакивало иныжа. Волна подхватила Айсэт. Не было больше тени. Жизнь и смерть сошлись и не желали посторонних глаз своей встрече. Кто-то дернул ее из воды. «Все повторяется…» – успела подумать Айсэт, прежде чем открыла глаза у ног Шарифа.

– Первый… – он упал возле нее. Кинжал и правая рука его были измазаны медом, левая зажимала рану. Все вокруг горело. Ревущее пламя пожирало деревню, обращало людей и пчел в искры.

– Шариф, – Айсэт впервые обратилась к нему по имени.

Он не отзывался.

– Дахэ! – Айсэт поднялась, ударила себя по непослушным, дрожащим ногам и попыталась приподнять Шарифа. Горло саднило, она наглоталась соленой воды и уже надышалась гарью. В зареве огня Айсэт разглядела убегающую фигуру в красном платье. Дахэ сливалась с пожаром. Она мчалась вон из деревни.

«Она хочет жить», – подумала Айсэт и просунула руки под плечи Шарифа.

– Прости, – шепнула она и дернула его, сдвигая с места, – но и нам надо жить.

Она тащила Шарифа по гудящей от огня земле. От дыма и пепла небо налилось тучами. Пламя бросало искры в лицо богам, но, как и волны, не могло дотянуться и спалить их обитель. У неба имелся собственный огонь – под тучами неслась золотая птица. От жара и усилий Айсэт вновь подвели глаза. Ей почудилось, что у птицы три лица. Человеческих.

Глава 11. Каменный дом

Травы больного леса не помогали. Как, впрочем, и Дахэ. Пламя изгнало чужаков из деревни теней и поглощало дом за домом, но в лес не входило. Айсэт упорно тащила свою ношу и слышала стоны, которые исторгал огонь. Пожар кричал голосами отца, матери, Гумзага. «Удэ! Меченая! Проклятый!» – он обвинял Айсэт и Шарифа, неблагодарных детей, что бросили родителей умирать. Айсэт приходилось напоминать себе, что она настоящая. Что Дахэ, убежавшая в лес, настоящая. А отец, мать и учитель – медовые обманки, которые выращивали пчелы иныжа на корм своему пастуху.

Шариф тоже был настоящим. В его кудри набились листья, лицо посерело. Он больше не сжимал рану, окровавленные руки волочились, загребая траву и комья земли. Айсэт остановилась, опустила его. Ладони и плечи ныли, поясницу ломило, и платье не поддавалось. Она никак не могла оторвать полоску ткани. Щеки снова жгло, от злости на беспомощность. «Кровохлебка, – она искала силу в знаниях, – кора дуба, тысячелистник. Найти, наложить, затянуть потуже. А еще вода. И огонь. Опять вода и огонь – очистить и прижечь».

«Не отворачивайся от крови и ран, дочка, научись вглядываться в них. Любая болезнь, внутренняя и внешняя, сама рассказывает о себе. Наш страх и отвращение не позволяют понимать ее язык».

Айсэт высматривала нужные травы, место, где можно уложить Шарифа, и признаки того, что рядом течет ручей, но лес отказывался помогать. Вместо этого подсунул лес Дахэ, навзничь лежавшую у поваленного дерева. Она плакала, беззвучно и некрасиво. Лицо ее раскраснелось и оплыло.

– Тебя я нести не стану. – Айсэт чуть не толкнула Дахэ ногой. Та уставилась на нее ничего не выражающими глазами. – Ты видела ручей? А тысячелистник? Его должно быть много в лесу.

Дахэ покачала головой. Она хотя бы слышала – уже хорошо.

– Будем скорбеть позже. Ты должна подняться и помочь мне.

– Надо было оставить его там, – промолвила Дахэ, стиснув зубы.

Айсэт вспыхнула:

– Еще недавно ты кричала, что он воин и без него нам не справиться.

– Он уже мертв, – сказала Дахэ.

– Он дышит.

– Он почти что мертв. Ты тащишь мертвеца.

– Поднимись и помоги мне, – повторила Айсэт.

– Ты не Гумзаг. А я не знаю трав.

Айсэт подошла к Дахэ, схватила за запястья и изо всех сил дернула.

– Не смей меня трогать, – Дахэ шипела не хуже огня. Но все же села, прислонилась к дереву.

– Глаз с него не своди. Я пойду искать тысячелистник и кровохлебку. И еще ручей.

– Как ты принесешь воду? – глаза Дахэ запали. Айсэт всмотрелась в ее лицо, покрытое ожогами и грязью. В груди заворочалась жалость: Дахэ тоже нужны вода и травы. – В ладонях?

– Если найду, перенесем его туда. Вдвоем будет легче.

Дахэ выставила вперед острый подбородок.

– Пожалуйста, – сказала Айсэт, – сядь к нему ближе, ему необходимо тепло.