Демон спускается с гор

Рысь или нет, ведьма или посланница кабана с золотыми клыками – воплощения бога Мезитха, покровителя лесов, девочка вела Айсэт к воде. Заросли лопуха перестали бить Айсэт по коленям, и она снова оказалась среди больного самшита. Мох на ветвях не годился ни для костра, ни для перевязки. Но у корней рос хвощ. Айсэт проверила бледно-зеленые столбики: и стебли, и волоски выглядели сочными. Надломила один поближе к земле, чтобы зацепить самую полную часть, – и в лицо брызнул сок. Хвощ не тысячелистник, но и он мог остановить кровь. «И Дахэ сгодится от ожогов. – Айсэт взялась за подол, подвернула верхнее сае за пояс, нарвала десять столбиков. – И мне». Ожоги от меда и царапины почти не тревожили ее, но руки все же чесались.

Девочка мелькала впереди, останавливалась то у одного дерева, то у другого – ждала Айсэт.

– Я иду!

Айсэт ошиблась, думая, что в подстилке из опавших полусгнивших листьев нет насекомых. Кое-какие все-таки водились. Айсэт зацепилась за корни, хребтами выпирающие из земли, нога провалилась в ямку под ними. Она выдернула ногу из плена, с пятки сорвались кольца многоножек, покрытых хрусткими темно-синими панцирями. Нога угодила в их убежище.

– Не спеши, – попросила Айсэт, поморщившись. – Я не успеваю.

Она боялась потерять девочку из виду. Волосы той смешивались с бликами солнечных лучей, что проникали сквозь листву. Девочка вся переливалась. Айсэт думала о том, что дух хорошо устроился: в его заточении и солнце, и небо, и лес, и люди, пусть и неправильные. И эта девочка – крохотная надежда на спасение. Младшей дочерью богов назвал надежду Шариф. Выходило, что по лесу Айсэт вело божество, получившее лицо семилетнего ребенка. И заманивало все дальше от Шарифа и Дахэ.

Корни деревьев выпирали позвонками древнего существа, спящего до поры. Айсэт невольно перебрала их детской считалочкой: «Птичка-птичка, невеличка, прилетай ко мне для игр. Хвост-задира прыгал-прыгал. Птичка-птичка, невеличка вспорхнула, улетела, до меня нет птичке дела. Пыр-рр-рр!»

Девочка взлетала под счет. «Вспорхнула, улетела, до меня нет птичке дела», – Айсэт повторила считалку еще раз и вышла на поляну.

Деревья росли кругом, смыкаясь вершинами. Высокие, выше прочих в лесу, но их высоты не хватало, чтобы затмить небо. Идеально круглую поляну освещало синее око неба и солнце в зените. «Листья, – обрадовалась Айсэт, – они не тронуты недугом!» Она закружилась, вбирая в себя тепло и свет, льющийся со всех сторон. Ноги щекотала густая трава. Поляна дарила ей все, что не давал лес. По краю белели цветы тысячелистника, перемежаясь с желтой скромностью манжетки, а на ветвях сидели гнезда омелы.

– Так не может быть, – вырвалось у Айсэт, и взгляд в кружащемся вокруг мире натолкнулся на испыун. Еще одно око взирало на нее – вход в каменный дом. Стены его покрывали волнистые линии, верхнюю плиту затянул мох. Мягкая поросль обвила и камень, прислоненный к передней стенке. Как будто кто-то забыл запереть вход, отложил обработанный валун и ушел. На годы или столетия, позволив поляне мирно дремать под защитой испыуна.

Это был их каменный дом, святилище, которое знал любой житель Гнилых земель. У испыуна кузнец Гуч плавил руду, а Тугуз рассказывал Айсэт о девушке, нашедшей последний приют внутри холодных стен. Айсэт подошла к каменному дому. «Снова обман? – терзалась она. – Царство горного духа показывает мне знакомые места, чтобы тут же переврать их». Она оторвала мох, присмотрелась, выдернула кусок побольше. Под нежным покровом таился рисунок. Две выбитые на камне человеческие фигуры друг напротив друга.

– Близнецы, – шепнула Айсэт. – И вы здесь.

«Они сражались за любовь девушки, и оба проиграли», – напомнил ей Тугуз из детства.

Айсэт заглянула в испыун. Темнота дохнула в лицо сыростью. В дальнем углу четырехстенной утробы лежал браслет. Тот, что Тугуз подарил Дахэ, но потемневший от времени. Зеленый камень между двух насечек в виде месяцев мерцал в полумраке. Айсэт часто заморгала – наваждение, порожденное чарами духа или ее собственными детскими воспоминаниями, исчезло.

– Не дразни меня, горный дух, – произнесла Айсэт. – Не я твоя игрушка. Покажи его настоящей хозяйке, если она пожелает дойти до твоей поляны.

Она отступила от каменного дома. Ткань платья натянулась. Из раззявленного рта испыуна засветилось полной луной детское личико. Светлые волосы свисали до земли, одной рукой девочка держала Айсэт за подол, другой протягивала браслет.

Айсэт часто заморгала, но девочка и браслет не исчезли.

– Не надо, – Айсэт боролась с желанием потереть глаза, убедиться, что не грезит наяву, – он принадлежит другой.