Демон спускается с гор

– Удивительное дело, – сказала она. – Пришла просить прощения, но, как всегда, не удержалась. Если я вновь как-то оскорбила тебя, Айсэт, прости. Прости, ведь ты великодушная, добрая, терпеливая. Да? Как думаешь, он сыграет для меня? – Она хихикнула. – Все сжимает свою свирель. Играет он хорошо, я слышала. Проснется, попрошу его. Ты там припрятала терн, дашь ему, чтобы веселее игралось.

И она попросила. Шариф позвал их. Сперва едва слышно, затем громче. С помощью Айсэт приподнялся, сделал три небольших глотка воды из сложенных листьев лопуха, отдышался и откликнулся на просьбу Дахэ так, словно ждал ее. Терн он проглотил, косточку осторожно прикопал и сказал Айсэт:

– Нужных слов я не знаю. Но ведь доброе намерение зачтется богами за молитву? И музыка тоже? Я сыграю, не волнуйся, мне в радость.

В музыке было больше жизни, чем в нем самом. Айсэт видела, как напрягались вены на его шее, когда он набирал воздуха, чтобы оживить свирель. Но он играл и играл, а в короткие перерывы отрывисто рассказывал легенду о злокозненном драконе Бляго, который украл волшебный рожок славного героя Ашамеза.

– Завораживают глаза змея, в огромную пасть втягивает он животных и людей, дыханием своим умерщвляет землю. Кровь его ядовита и прожигает камень. Бежит он по воде на хвосте, летит по воздуху, извивая тело, по земле ползет, оставляя пепелище, – рассказывал Шариф. – Везде и всюду хочет хозяином быть, владеть сокровищами мира.

Дахэ, конечно, много раз слышала эту сказку от старейшин, но по-детски изумлялась и плескала руками. Айсэт молча подошла к ним и, не спросив, нанесла пережеванную мазь на рану Шарифа. Он отложил свирель, расправил плечи:

– Боль отступает, спасибо.

– Айсэт мне призналась, что хвощ не помогает, – тут же заявила Дахэ. – А я всегда говорю, что и травы, и слова ненадежны.

Айсэт уложила листья поверх кашицы. Шариф наблюдал за Дахэ.

– Да и люди тоже. – Она приподняла бровь и кивнула на свирель – играй, мол, дальше. – Знаешь, Айсэт же в деревне всех лечила. И людей, и животных. Животные бессловесные, не возразят, не откажутся. А люди у нас суеверные, как, впрочем, и везде. На лицо смотрят прежде, чем на дела. Вот сейчас никто бы не отказался, но, – она вздохнула, – хвощ не помогает. Остается полагаться на волшебный рожок.

– Мне тоже приснилась вода, – перебила ее Айсэт. «Ты забыла о своем желании быть доброй и услужливой?» – подумала она и добавила: – Точнее, сперва явилась девочка.

Дахэ приподняла голову. Левую руку она переложила с живота на браслет.

– Она привела меня сюда, на луг. Правда, тут стоял испыун, – Айсэт указала в сторону привидевшегося ей каменного дома. – Совсем как в нашей деревне.

– Ты привела нас сюда, – возразил Шариф. Он посмотрел на Айсэт встревоженно, Дахэ – с испугом.

– Нет, я заметила ее среди деревьев и пошла за ней. Она вывела меня к лугу и исчезла. А после пришла во сне и указала дорогу. Впереди лежат семь озер. Быть может, там найдется тот, кто тебе поможет.

– Или не найдется, или мы потеряемся, – заметила Дахэ.

– Мы и без того потерялись, – сказала ей Айсэт. – Здесь, куда ни пойдем, везде верный и неверный путь.

– А тебе что снилось? – спросил Шариф у Дахэ. – «То, что в одну ночь снится двоим, наступает на следующий день» – так, кажется, утверждают старики?

– А тебе? – нахмурилась Дахэ.

– Увы, ночью ко мне пришел иныж, чтобы поменяться со мной местами. Вполне возможно, что в мой следующий сон ему это удастся. Он оживет, я умру.

– Я видела только воду вокруг. Она исцелила меня от боли. Но я не верю грезам: они пусты и не сбываются, во что бы там ни верили старики. Сон прошел, боль вернулась. Никаких девчонок не играло со мной и не указывало, как выбраться отсюда.

– Что ж, идти навстречу судьбе лучше, чем ждать ее прихода, – проговорил Шариф. – Я не склонен врастать в землю, несмотря на то что она желает врасти в меня.

– Раз ты говоришь, то и я пойду. – Дахэ отпустила браслет и провела рукой по животу, но перехватила его взгляд, хлопнула ладонью по поясу и завела руки за спину.

– У тебя болит живот? – спросила Айсэт. – Мы поищем шиповник.

– Лучше какую-нибудь белку, – тут же откликнулась Дахэ. – Или горлицу. И сразу живот уймется.

– Я сумею поймать тебе белку, – пообещал Шариф.

– У нас нет лука. Ты его не прихватил, увы.

– Сгодится и кинжал.

– Ты не сможешь, – Айсэт сказала «не сможешь» и выдержала укор его зеленых глаз. Не лук и не белка, как бы они ни были голодны, должны занимать их, а его жизнь. – Я не знаю даже, как помочь тебе встать, чтоб не сделать больно.

Шариф оперся рукой о дерево, у которого лежал, повернулся на бок, подобрал ноги и медленно поднялся. Пошатнулся, но сразу выпрямился, прижимая руку к нелепой повязке, и сдавленно произнес:

– Позволить мне встать самому.

Дахэ оглядела Шарифа с ног до головы. Она вновь казалась испуганной, словно из-под земли призрак поднялся, а не их спутник. Айсэт обошла Шарифа кругом.

– Ты напоминаешь наседку, – усмехнулся он. – Да, это действительно твой цыпленок, его не унес ястреб.

– Все равно не получится, – сказала Айсэт. – Ты потерял много крови, слишком слаб.