Демон спускается с гор

– Удобное умение. – Дахэ справилась со смехом. В отличие от Шарифа ее глаза покраснели, и Айсэт вновь переборола себя. Ей хотелось тронуть лоб Дахэ, она почти ощутила жар под ладонью. – Вот бы мне такое. Я бы сверкнула глазами, открыла рот и пожрала бесстыжую Нану, а вместе с ней и всех в деревне, кто хотел обмануть меня.

– И Тугуза? – спросила Айсэт.

Дахэ отмахнулась, отгоняя ее вопрос как комара.

– Дальше, дальше, – пропела она Шарифу.

Лес подхватил просьбу, повторил шорохом листьев.

– Бляго нашел свирель Ашамеза, ветром ворвался в дом и выкрал волшебный инструмент, а заодно и невесту героя, красавицу Афымэд. И как перенес свирель за горы к озеру, ушли из земель Ашамеза достаток и плодородие.

– Нас тоже посетил Бляго, – перебила его Дахэ. – Покружил-покружил, понял, что поживиться нечем, и забрал единственное, что было ценного, – источники. А после ничего лучше не придумал, чем терзать нас из года в год.

– Горный дух не дракон, – вмешалась Айсэт.

Шариф опять остановился. На этот раз оперся о дерево.

– Не дракон, – эхо его голоса затмил гневный окрик Дахэ. – А ты-то откуда знаешь? Неужто Гумзаг просветил? Твой учитель водится с горным духом? Вот его сын, спроси, спроси же, с кем дружен наш жрец?

Шариф вздрогнул и сполз по стволу.

– Хочется еще терна, – прошептал он, но тут же подобрался, выпрямился и произнес: – Он как-то упоминал, что дух принимает любое обличье. Я не уделял должного внимания учению, но во время странствий оно поднималось во мне из глубины детских воспоминаний. Люди многого боятся, злому разуму легко выбрать, в каком облике явиться, чтобы их сковал страх, лишив способности мыслить. Или, наоборот, привлечь красотой, чтобы завладеть душой.

Дахэ злорадно посмотрела на Айсэт. «Вот видишь, я права», – говорил ее взгляд. Айсэт не собиралась спорить или принимать ее победу. Недолго Дахэ притворялась доброй. Если и искать злого дракона, то внутри нее.

– Бляго не слишком разумен, – продолжил Шариф. – Его ведут низменные порывы. Он хочет есть, открывает рот – и пища сама идет к нему. Он хочет завладеть миром и не находит иного способа, кроме как погубить его. Бляго – стихия, как и иныж, встретившийся нам в деревне. Безумие и жадность, облаченные в могучую плоть. Горный дух, мучимый своим проклятием, выбрал бы игру и, скорее всего, обернулся прекрасным юношей, а не драконом, чтобы заставить Афымэд отдать ему свирель. Ведь то, что подарено, обратно не просят. Бляго же захотел свирель. Налетел ураганом, снес соломенную крышу, схватил Афымэд и свирель, устремился в небо, а пока поднимался, втянул в ненасытную пасть целое стадо овец. Взял больше, чем было нужно, все, что мог забрать.

– И ты считаешь, что он не похож на горного духа? – Дахэ фыркнула.

Чем дольше Шариф говорил, тем больше между драконом, которого он называл стихией, и их мучителем обнаруживалось сходств.

– Когда-то дух был человеком. – Глаза Шарифа остановились, он все не отходил от дерева. «Совсем плох», – подумала Айсэт, оттолкнула Дахэ и уже дотронулась до руки Шарифа. Но он взмахнул другой рукой. Кинжал просвистел мимо Дахэ, та охнула и присела, и нырнул в густую тень деревьев. Раздался тонкий визг, и что-то упало.

– Только человек мстит другому человеку за беды, в которых никто, кроме него, не виноват, а дракону все равно, у кого брать. Иди, найди свою белку, Дахэ. А ты, Айсэт, – Шариф убрал ладонь с ребер, – можешь снова заняться тем, что умеешь.

Дахэ подняла голову, разжала руки, прикрывающие живот. Проследила за взглядом Шарифа, покосилась на Айсэт, словно просила разрешения, неловко поднялась и пошла искать белку. Губы ее подрагивали, под глазами легли темные круги – за короткий полет кинжала Дахэ вновь изменилась до неузнаваемости. Она не выпрямилась до конца, шла сгорбившись, будто и ее пронзило острым клинком.

– За вторым деревом, – подсказал Шариф. – Не ходи… – он судорожно вздохнул, – далеко.

Айсэт думала, что Шариф рухнет на землю, но он устоял. Снял бешмет, позволил убрать повязку и листья. Края вспухли, отекли, кожа почернела, жилок стало больше, они походили на темные ручьи.

– Не дойду? – спросил Шариф.

– Дойдешь, – сказала Айсэт ране.

– Ты слишком часто меняешь свое мнение. Это признак страха.

– Или глупости.

– Ты сама сказала.

– Зачем ты спас меня? – Айсэт прикрыла пугающую чернотой рану повязкой и пропела: – О великий Тха, пусть сбудется моя просьба. Дай нам то, что мы ищем, верни силу и здоровье. Отведи беду.

– Чтобы ты спасла меня, – сказал Шариф, когда она закончила. – Но теперь вижу, что не стоило. – Он попытался рассмеяться.

– Ты мог взять Дахэ и уйти.

– Мы вошли в пещеру втроем.

– И все же.

– Не вижу смысла обсуждать уже совершенное. Куда больше меня интересует будущий выбор. Как и ты, я часто действую не подумав. И потому всегда представляю, что же впереди, пытаюсь подготовиться. Это, к сожалению, не всегда помогает.

– Обычно люди называют то, что ты сделал, храбростью. – Айсэт не разобралась, серьезно он говорил или снова прикрывался шутливым тоном.

– Или глупостью, – поддержал он.

Они оба услышали, что Дахэ вернулась.