Рубо ожидала первая ночь без Нины. Дома он открыл банку импортного пива и развалился перед телевизором. Вперил взгляд в экран. Шел голливудский боевик. Какие-то террористы захватили администрацию Белого дома. Наставили пушки на конгрессменов и министров. Обещали убить президента и взорвать к чертовой матери демократическое правительство. Требовали радикальных перемен. «Американская фантастика», – пробубнил Рубо, потянулся за банкой, потряс ее и сделал глоток. В груди снова пробудилось сладкое чувство. Воспоминание о днях с Ниной. Ни с кем он не испытывал ничего сравнимого с тем удовольствием, которое испытал с ней. Податливая, послушная, она исполняла любые его просьбы. Не осталось уголка в ее теле, куда бы он ни проник, где бы ни дарил ей наслаждение. «Ты хотела меня? – говорили его руки, его губы, его язык, пока она извивалась под ним. – Тогда получай!» – И он входил в нее еще глубже, еще резче, с еще большим желанием. Рубо редко хотелось жить. В нем накопилось слишком много ярости. Но ради подобных мгновений хотелось просыпаться по утрам. «Она спит со мной, делает, что я хочу», – подумалось ему. На экране продолжались разборки боевиков и спецслужб. Рубо отвел взгляд. Внезапно он с раздражением подумал о Сако и Седе. «Рассказать о случившемся нельзя, – размышлял он. – Но от следующего шага не уйти». Ему сделалось неспокойно. Счастье смешивалось с ненавистью. Ему не хотелось никаких разговоров. Ведь ясно, о чем пойдет речь. Он представил себе нечто вроде свадьбы. Какие-то кольца. Он усмехнулся. «Такой чуши со мной не произойдет». Рубо снова потянулся к пиву. Откинулся, переключил канал. Его внимание привлек черно-белый фильм. Бульдожьего вида комиссар сидел на террасе парижской брассерии. Держал в руках трубку, потягивал пиво. Рядом сидел молодой светловолосый коллега. Комиссар снисходительно объяснял ему, кто убийца и почему. «Зависть, мой друг. Зависть заставила Мишеля убить Антуана». – «Но чему же он завидовал?» – спросил молодой человек. «Тому, чего был лишен. Красивому и большому дому своего друга, его социальному положению. Красивой жене, милым детям, заботливым родителям, – перечислял комиссар, щурясь от солнца. – Как тут не позавидовать?» – «Убил его, чтобы занять его место?» – «Именно так, мой друг». Рубо поставил почти опустевшую банку перед собой. «Но в смерти Антуана виноват не только Мишель». – «А кто же еще?» – «Эмма. Если Мишелем правила зависть, то душеприказчиком Эммы была ненависть. Ведь зависть и ненависть ходят рука об руку, так? Эмма возненавидела своего мужа уже давно». – «Комиссар, я не понимаю, за что она могла возненавидеть его. Он искренне ее любил, заботился о ее детях, ввел ее в свой роскошный дом». – «Вы читали Флобера?» – «Нет, комиссар, но мой дядюшка его большой поклонник». – «Флобер, мой друг, писал, что человек ищет прибежища в посредственности, отчаявшись найти красоту, о которой мечтал. В данном случае таким человеком была Эмма. Она давно разлюбила Антуана. А возненавидела его за то, что он был по ее представлениям тряпкой. Она же с такой легкостью пользовалась им. Антуан знал, что Эмма изменяет ему, но ничего не сделал. Как же ей не презирать его? – Комиссар позвал официанта, потребовал счет. – Эмма жила в обманчивом компромиссе с совестью. Эти ее искусственные улыбки, которые она беззаботно дарила окружающим… Даже у вежливой улыбки есть свои границы». – «Как можно улыбаться, когда не улыбается душа?» – спросил молодой коллега. Комиссар поднялся, надел шляпу. «Идем в участок, – ответил он. – Хочу покончить с этим делом».