Демоверсия

Это было не так просто, потому что у единственного крестика, который она нашла в доме, было сломано крепление, и пришлось воспользоваться пассатижами, чтобы можно было подвесить его на шнурок. Но Аня ощутила какую-то непреодолимую потребность в этом. Впервые за год, с тех пор как она сдала золотой крестик в ломбард.

Влад был большим скептиком. Когда умер Раскольников, он сказал: «Ну и где был этот ваш Бог, когда твой друг упал под электричку?»

Сейчас Аня снова верила в Бога. У нее было ощущение чуда, какого-то огромного Божьего дара, за который хотелось возносить хвалу. Ну или хотя бы просто надеть крестик.

* * *

Аня знала: трещина начала расти, когда они с Яном начали переписку. Но – могла ли она удержаться от ответа? Могла ли предотвратить те события, которые случились позже, и – хотела ли на самом деле?

– Удало чи ще![57] Твой хриплый шепот победил расстояния и коварство техники. А я сижу со свечами, слушаю музыку и думаю, чем могу отдариться за такой роскошный подарок.

Аня обрадовалась, что ее праздничный блюз все-таки дошел, но вместе с тем испытывала недоумение: они болтали уже час, а он никуда не торопился. Неужели дома его не поздравляют?

– Ты что, один сидишь?

– Один.

– Почему?

– В двух словах не объяснишь. Когда-нибудь… Зато в это время меня начинают поздравлять полуночники. Это сделает примерно тысяча человек, и я им всем буду очень благодарен. Когда люди верят в тебя – это очень помогает. Вежэ в чебе[58].

– И при этом ты сидишь один… Просто в голове не укладывается, как это возможно. Вот бы мне оказаться рядом…

Она встала и посмотрела в окно, закурила и намотала бандану на кулак. Потом порывисто села и написала:

– А может, мне к тебе приехать? Пока не вернулись дети. Пока я могу…

Но Яна уже не было в сети.

Аня легла, ощущая в теле какую-то странную пустоту. Она то закрывала глаза, то открывала, то вставала и смотрела на молчаливый телефон, то снова ложилась. Ближе к утру она все-таки отключилась. Проснувшись, первым делом снова взяла телефон. Там было сообщение.

– Чытай мне уважне[59], Аня.

Она замерла.

– В четверг вечером ты садишься на поезд.

Она ощутила такое волнение, что не смогла дочитать и погасила экран. Взяла сигарету. Закурила. Снова открыла сообщение.

– В пятницу утром пересаживаешься на автобус до Белостока, через три часа я тебя встречаю.

Она выдохнула дым с тихим звуком, похожим на стон.

– Заселяемся, потом гуляем по городу, а вечером идем ко мне на работу работать. В ноцы бэндэ у чебе[60].

Аня взяла бандану и закрыла ею рот.

– Рано утром в субботу я уезжаю в польскую глубинку на съемки, работать рыцарем-каскадером. Навряд ли удастся тебя с собой взять, хотя я постараюсь. Возвращаюсь около семнадцати часов, остаюсь с тобой до утра воскресенья и провожаю на поезд.

Буквы перед Аниными глазами плясали и расплывались, а в голове стучалась одна мысль.

– Прошэ показачь пашпорт, пани, пани[61].

Даже не задумываясь, она прикрепила к сообщению копию паспорта.

– Mo chuisle.

В голове стучалась одна только мысль:

«Это невозможно, невозможно…»

Аня затушила сигарету и вдруг решила, что больше не будет курить. От этого стало так легко и весело, что она вскочила, чувствуя себя совершенно выспавшейся и бодрой, и побежала умываться. Почистив зубы, она разделась и встала под душ. Вода лилась по ее телу, стекала с волос и уносила в маленькое отверстие все страхи, слезы, запахи никотина, и Аня стала что-то напевать, намыливая мочалку.

Выйдя из душа, она стала варить кофе. Поставила джезву на газ, и вдруг словно увидела всю кухню как-то иначе, в новом свете, и увиденное не понравилось ей. Кругом царил хаос, которого она раньше не замечала. Пройдя по квартире, Аня увидела, что все стало другим, и теперь каждому предмету нужно новое место и новое предназначение.

Тут позвонила мама.

– Але! – Аня вдруг поняла, что нормально говорит. Голос вернулся.

– Привет, дорогая. Ты в четверг никуда не собираешься?

– Собираюсь, а что?

– Да там штормовое предупреждение передавали, я забеспокоилась… А куда идешь?