День ботаника

В ответ на очередную фразу здоровяк кивает и показывает студенту плоский кожаный футляр, из которого торчат то ли флаконы, то ли ампулы с разноцветными жидкостями.

Даже муть видения не в состоянии скрыть лихорадочный блеск глаз Конкина. Он вцепляется в футляр – вернее, делает попытку. Татуированный начеку, и от толчка в грудь студент отлетает на несколько шагов и падает. И не встаёт – ползёт на четвереньках к безжалостному визави, обхватывает колени, что-то объясняет, молит. Вытаскивает из кармана бумажку, разворачивает, трясёт, тычет пальцем в строки.

Но собеседнику неинтересно. Он смотрит не на бумажку, а на червя в человеческом обличье, копошащегося у его ног. В глазах ни капли сочувствия, лишь презрение и высокомерная скука.

Конкин оставил уговоры – скорчился на полу, плечи вздрагивают от рыданий. Татуированный тыкает его носком сапога, произносит короткую фразу – видно, как шевелятся губы – и швыряет парню коричневый кругляш. Тот перехватывает его на лету, прижимает к груди и смотрит снизу вверх, затравленно улыбаясь, уже готовый на всё. Здоровяк поворачивается, демонстрируя длинный, искривлённый клинок, висящий в ножнах за спиной, и уходит.

Занавес.

– Вот как… – проскрипел лешак. – Вот оно, значит, как… Сколько лет живу в Лесу, но чтобы так над человеком изгалялись, не слышал. А услышал бы – не поверил!

– Кх-х… что это было, а? – Егор, чтобы не упасть, обеими руками опёрся о ствол дерева. Перед глазами плавали цветные круги.

– Значит, всё-таки сетуньцы… – Гоша словно его не слышал. – Их человек дал парню какое-то поручение и знак, этот самый медальон. И пообещал в уплату эликсир. Знать бы ещё, за что?

– Кх-х… тьфу! – кисло-рвотный привкус, скопившийся во рту, не давал выговаривать слова. – Что за эликсир? Можно без загадок, а?

– Сетуньские эликсиры пробуждают в человеке всякие скрытые способности. Без них с тварями, за которыми они по Лесу гоняются, нипочём не справиться.

– А что, эти эликсиры такие ценные?

– Ещё бы! Никто, кроме сетуньцев, их варить не умеет, а чужакам они их не дают. Даже своим не дают, тем, кто на охоту не ходит. А ведь многие эликсиры – сильнейшие лекарства, если их употреблять с умом. Друиды, или Наина, уж на что доки в снадобьях, и те не умеют варить такие. На Речвокзале и ВДНХ за один флакон любые деньги сулят, да только никто не предлагает.

– Эликсиры, значит… – Егор сделал попытку подняться, покачнулся и снова сел.

– Они самые. И вот что, паря… – на лешачиной физиономии обозначилась неуверенность. – Ты бы помалкивал об этом, пока не разберёшься, что к чему? А то и вовсе забудь – нечисто тут, ох нечисто, печёнкой чую!

«…а у тебя она есть, печёнка-то?..»

– И Шапиро не говорить?

– Ему – особенно.

XII

Поляна Серебряный Бор раскинулась на острове, в излучине Москвы-реки. К югу, на Крылатских холмах, в непроходимых кайнозойских чащобах, в тени древовидных папоротников бродили мегатерии, гигантские броненосцы и саблезубые хищники. Фермеры избегали здесь селиться – кому нужны такие неспокойные соседи, когда вокруг полно свободной земли? – так что холмы стали вотчиной учёных с кафедры палеонтологии МГУ.