Допотопной фауной мог полюбоваться любой желающий, не удаляясь от безопасной Поляны. К водопою напротив пляжа частенько выходил стегодон, гигантский предок слона, вооружённый четырёхметровыми бивнями, и вид девиц, загорающих, в чём мать родила, в паре десятков шагов от принимающего солнечные ванны великана, приводил публику в восторг. Палеонтологи, развернувшие на Поляне постоянную биостанцию, числились у Сергея в списке привилегированных клиентов – он в разное время немало перетаскал для них голов и шкур древних тварей. Случалось и водить за реку исследователей – один из них как-то под большой стакан, поведал о стоянке австралопитеков, найденной на «том берегу». Правда, утром он яростно открещивался от этих слов, ссылаясь на усталость и ядрёную филёвскую самогонку.
Поляны Коломенское и Серебряный Бор были своего рода «тихими гаванями», островками безопасности в зелёном море Леса. Здесь почти не было аномальной растительности, а Лесная Аллергия давала гостям из-за МКАД некоторое послабление. На Поляны стремились те, кто нуждался в адаптации, в тонкой настройке организма на загадочную лесную биохимию.
Население Серебряного Бора не превышало двух сотен – в основном, молодые люди до двадцати пяти лет. Они стремились в Лес за острыми ощущениями, бежали от прелестей цивилизации – и все, без исключения, жаждали свободы, немыслимой во внешнем мире. Но даже неудачники, не сумевшие справиться с Лесной Аллергией, не спешили возвращаться за МКАД. Зачем? Всю жизнь тосковать по упущенному шансу? Одни оседали на Речвокзале, другие, самые везучие ухитрялись добраться до МГУ. А остальные втягивались в беззаботную, безалаберную жизнь Поляны и застревали здесь на годы, надеясь, что однажды недуг отступит, позволит вырваться на волю.
Официальных властей на Поляне не было; некое подобие порядка поддерживал временный комитет, самоорганизовавшийся вокруг домиков биостанции. Тут же, возле лодочных пирсов, раскинулся рынок. Окрестные фермеры везли на него провиант по бросовым ценам. И не оставались в накладе: многие из приезжих в итоге оседали в общинах Терехова, Филей и Матвеевской поймы.
Нос лодки мягко ткнулся в связку камыша, заменявшую кранцы. Пока Коля-Эчемин привязывал пирогу, Сергей выложил на дощатый помост рюкзаки, оружие, корзину с крабами, переложенными мокрыми водорослями, и ещё одну, вручённую при расставании сетуньцами. Сонный сторож выдал ключ от крошечного, похожего на деревенский сортир, сарайчика для хранения багажа и лодочного имущества.
– Когда за судном-то вернётесь? – поинтересовался он, дождавшись, когда Коля-Эчемин запрёт клетушку. – А то я через час замки повешу, чтобы, значит, никто ночью спьяну не учинил чего-нибудь.
– А что, пошаливают? – встревожился каякер. – Вроде, раньше такого не было?..
– Неделю назад, когда пришла новая партия замкадышей, отвязали лодки по пьяни – хотели, понимаешь, покататься с девками при луне. Так две посудины опрокинули и потопили, пришлось потом вытаскивать. Хорошо хоть сами не захлебнулись, идиоты… А ещё одну загнали в камыши на том берегу, там её слонопотамы и растоптали!
Слонопотамами обитатели Поляны, не искушённые в палеонтологических тонкостях, именовали предков слонов и носорогов, в изобилии водившихся на Крылатских холмах.
– И теперь новое указание вышло – на ночь пропускать под банками пришвартованных лодок общую цепь и запирать на замок. Хотят трахаться в лодках – сколько угодно. Но угонять – это уже озорство!
– Раз указание – запирайте. – не стал спорить Коля. – Мы здесь до утра останемся. Надо найти кое-кого, заодно поужинаем, переночуем…
– Ну, тогда ладно. Сегодня на «Улетае» сабантуй, большой костёр. Новички прибыли с Речвокзала – девицы там такие… сочные!
Он поцокал языком в знак восхищения.
– Как только, так сразу! – весело отозвался речник. – Нам надо ещё по базару пройтись и крабов сварить где-нибудь – к пиву-то!
– На базаре уже никого нет. – разочаровал его цербер. – завтра приходите. А что до крабов – там и сварите, костёр же! Только смотрите внимательно: в прошлый раз, как стали плясать – половину котелков в угли опрокинули, замкадыши хреновы!
XIII
Егор устал – так, как не уставал даже во время марш-бросков по дальневосточной тайге. В глазах плыли тёмные круги, воздух со свистом врывался в лёгкие через пересохшую гортань, но всё равно, его не хватало, чтобы питать энергией выпитый до донышка организм.
Но, стоило удалиться от дома со страшным подвалом, как немочь стала отпускать. Поначалу Гоша тащил напарника на себе – самого Егора едва хватало на то, чтобы перебирать ногами. Но вскоре он уже ковылял, опираясь на палку, а когда миновали станцию метро, он уже шагал, и бодро сыпал вопросами, будто не изображал только что раздавленного червяка.
– С телом-то что делать? Нехорошо, всё же человек… был. К тому же в Университете его искать будут.
– Рассказать, конечно, надо. – отозвался лешак. – А там пусть начальство решает. Пошлют людей, забрать и похоронить по-людски – я отведу. Чего ж не отвести-то? Припрятал надёжно, никуда он не денется.