Читаем День да ночь полностью

- Все согласны, - подвел итог Афонин. - Лихачев не в счет. И ты, сержант, не в счет. Тебе стрелять. Остальные все согласны. Принимай решение, командир.

До Дрозда только сейчас дошло, куда он напросился. И, затаив дыхание, он ждал, что скажет Ракитин. Он, конечно, может пойти. Он сам вызвался. Первым, между прочим. Они все молчали, а он вызвался. Все слышали. Но надо сначала научиться всему этому. Он из ракетницы стрелять не умеет. В руках ее ни разу не держал. Будет там, как дурацкая муха на столе. Он готов пойти, если это надо. Но в интересах дела должен пойти кто-то другой. Они все опытные. А ему завтра надо возвращаться в штаб полка. Капитан Крылов приказал, чтобы завтра к вечеру вернулся. Ракитин даже не имеет права его посылать. В следующий раз он непременно пойдет. Подучится немного, спросит разрешения в штабе и пойдет...

* * *

Принимай решение, командир! Как будто это так просто сделать - принять решение. Одного человека послать или двух? Как лучше? А лучше так, чтобы орудие сохранило свою скорострельность. Значит, одного. Но степь надо осветить. И чтобы наверняка, чтобы никаких случайностей. Значит, двух. Попробуй, разберись. Кто знает, как все обернется.

Кого посылать? Вызвались все. Понятно. Другого Ракитин не ожидал. Кого послать? Ракитин еще в дороге, когда ехал из штаба, только об этом и думал...

Приехал бы сюда капитан Крылов и выбрал. И сказал бы: "Идите на верную смерть. Но так надо!" Только не приедет сюда капитан Крылов. Может быть, еще что-нибудь изменится? Пехоту где-нибудь наскребут... Тут такое дело, что надо бы наскрести... А может фрицы передумают. Ночью гнать танки?! Дурь вообще-то несусветная... День длинный - всякое может случиться. Никто не заставляет немедленно все решить.

- Потом решим, - сказал он. - До вечера далеко и до фрицев далеко. Пока делами займемся. Первое - надо Лихачева и Дрозда подучить, чтобы умели снаряды подавать. Опарин, два часа тебе для этого. Чтобы мухой туда и обратно. Чтобы с закрытыми глазами могли.

Дрозд понял, что теперь его еще станут учить как надо снаряды подавать. И кто станет учить? Опарин. Они здесь самые умные, из всего науку делают. Всему учат. Они все умеют, а другие ничего. Не умеют даже снаряды подавать. Расскажи кому-нибудь - не поверит. Посадить бы Опарина за стол и пусть бы он хоть десяток аттестатов на офицерский состав заполнил. Или список личного состава на обеспечение довольствием составил... Тогда и видно стало бы, кто из них - кто.

- Двух часов мало, - решил Опарин.

- Меньше сидеть, больше тренироваться. Выхода у нас другого нет. Надо чтобы все быстро и без химии.

- Постараемся, командир.

Опарин глянул на Лихачева, потом внимательно, как ездовой, осматривающий свою лошадку, перед тем, как поставить ее в оглобли, оглядел Дрозда.

- Не вижу радости, - отметил он. - Наступает важный момент в вашей биографии. Я сейчас из вас артиллеристов делать стану. Так сказать - открываю дорогу в светлое будущее. А вы должны оправдать доверие командира и мои усилия. И проявить старание. Ну как? Постараемся!?

- Постараемся, - охотно, но совершенно не по-уставному доверительно сообщил Лихачев.

А Дрозд, куда ему было деваться, кивнул, подтвердил, что станет стараться.

- Не понял! - сердито сообщил Опарин.

- Постараемся! - прокричал Лихачев. Искренне. И заулыбался. А как же, сбывалась его мечта, встать к орудию. Пусть хоть, пока, и снаряды подавать. А там, от станины, до прицела, расстояние небольшое.

- Постараемся! - проорал и Дрозд. Особой радости в его оре не чувствовалось.

- Щели надо копать, - продолжил Ракитин. - Афонин и Бакурский. Афонин - старший. Два часа вам на все. Придется попотеть. И чтобы без халтуры. Проверю.

И пожал плечами. Потому что Афонин халтуры не признавал. И проверять не имело смысла.

- Понятно, - почти два года служил Афонин в армии, а отвечать командиру по-уставному его так и не приучили.

Солдаты захватили лопаты и ушли в степь. Впереди Афонин. Ступал он легко, будто старался не мять невысокую травку. Лопату держал непривычно для других, совсем близко к шейке полотна. За ним с лопатой на плече вышагивал Бакурский.

* * *

Афонин остановился, оглянулся на орудие. Из-за бруствера неширокой полоской выглядывала верхняя часть щита. И ствол вытянулся вперед тонкой слегой. Затем посмотрел в уходящую на запад степь, попытался определить путь, по которому должны пойти танки. Степь выглядела на редкость ровной.

"Пока опасность не почувствуют, пойдут по дороге, - прикинул он. - Каждый зверь тропинки придерживается. А человек тем более. Какой бы ни была ровной степь, человек привычно пойдет по дороге. И машину по ней поведет".

Подошел Бакурский. Тоже опустил лопату и оглянулся на орудие.

- Здесь?.. - спросил он.

- Метров сто всего, нам надо четыреста.

Сто метров. Бакурскому казалось, что дальше идти уже нельзя. Отсюда орудие, укрытое за бруствером, едва разглядеть можно. А там, за четыреста, его и не увидишь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии