В ста футах под нами самец постарше, широкий, как бизон, в груди и шее, заторопился к самкам. Раздался низкий клич, даже рев, улетевший вдаль вместе с ветром. Молодой самец вторил ему и встряхнул рогами. Самки общипывали кустарник. Отец держал ружье так, чтобы животные ничего не заметили, и наблюдал за стадом. Капли дождя стекали с козырька его кепки и падали вниз.
– Чего ты ждешь? – спросил я. – Давай быстрее покончим с этим и вернемся на ферму.
– Рано еще, – отозвался он. – Подожди немного.
Под ногами у нас уже плескались лужи, со скал вниз устремились миниатюрные водопады. Тучи нависали, периодически скрывая от нас пасущихся внизу оленей.
– Скоро стемнеет, – заметил я. – И мы вообще ничего не увидим.
– Спокойно, – отозвался Отец, пройдя немного вдоль кряжа.
Самец постарше снова заревел, отгоняя молодого от самок на открытый луг. Несколько минут они следили друг за другом, держась на некотором расстоянии. Когда один опускал рога, другой делал то же самое, потом они снова поднимали головы и мерялись силой голосов.
Не знаю, что каждый из них увидел или почувствовал в другом, но внезапно оба резко пригнули головы и одновременно ринулись навстречу друг другу. Послышались клацанье и скрежет трущихся рогов. Ноздри у обоих почти касались земли, они боролись и кружили, загоняя друг друга в заболоченные места, и, выбираясь оттуда, скользили на мокром торфе и, напрягая мускулы, снова поднимались. Тот, что старше, был намного сильнее и сумел свернуть голову молодого соперника набок, подставив его глаз под дождь. На какое-то время они замерли, сцепившись рогами, потом, вместо того чтобы толкать друг друга, стали тянуть каждый в свою сторону, стараясь освободиться. В какой-то момент старший оступился. И прежде чем он смог восстановить равновесие, молодой вонзил рога сбоку ему в морду, разорвав горло и вырвав глаз. После слабой попытки нанести ответный удар старший, снова поднявшись на ноги, бросился прочь сквозь высокий папоротник. Молодой самец откинул голову назад, издал громкий клич и пошел обратно к самкам.
Побежденный соперник медленно брел через заросли папоротника. Шерсть его была измазана грязью. Он сопел и тряс головой, пытаясь избавиться от боли, но ноги у него подкосились, и он лег на землю. Было видно, как вздымается и снова опускается его грудь.
– Разреши мне взять того, другого, – сказал я.
– Ты хочешь стрелять? – удивился Отец. – Да когда ты последний раз держал в руках ружье?
– Мне нужно вспомнить, как это делается, – ответил я.
– У-у, раз такое дело, у меня на ферме есть духовушка, – сказал он. – Надень на колья консервные банки и сбивай сколько душе угодно.
– Ну ладно тебе, отец, – настаивал я. – Научи меня.
– Я уже сказал, – ответил он, – лучше тебе держаться подальше от здешних мест.
– Отец, пожалуйста, – повторил я и выставил вперед руки.
Он кинул на меня взгляд и протянул ружье.
– Держи крепко, – сказал он, закладывая новую пулю в патронник.
Я вдавил приклад в плечо.
Отец поправил мне руки:
– Ну-ка, разведи немного ноги в стороны.
Он слегка пнул мне подошвы, чтобы ноги заняли правильное положение.
В окошке прицела виднелась меркнущая в послеполуденном слабом свете вересковая пустошь. Я поерзал, чтобы удобнее распределить вес ружья, и картинка потеряла резкость. Тогда я развернулся в сторону стада и уже потом отследил и поймал в сетку прицела красивый выпуклый глаз молодого самца.
– Поймал его? – спросил Отец.
Самец наклонился, чтобы сорвать лист папоротника, и снова поднял голову. Нижняя челюсть ходила туда-сюда: он жевал. Вот дернулось ухо, и он стряхнул дождевую воду. Все его внимание было сосредоточено на самках.
– Поймал, Джон?
– Поймал, – ответил я. – Вот он, тут.
– Тогда действуй, – сказал Отец, – пока он не исчез.
– Хорошо.
– Расслабься, – посоветовал он. – Если будешь напрягаться, промахнешься.
– Я не напрягаюсь, – возразил я.
– Напрягаешься, – сказал он. – У курка небольшая длина хода, просто передерни затвор.
Самец поднял голову. Пересечение сетки прицела приходилось как раз на его лоб. Но прежде чем я успел спустить курок, он повернул голову, встревоженный, как и я, звуком какого-то голоса, который принес ветер. Это был неясный крик, донесшийся издалека, он тут же умолк. Звук его был еле слышен, но и этого хватило, чтобы олени бросились прочь через папоротники. Самки держались вместе, самец следовал за ними.
Я пытался, как мог, следить за ним, но он рывками то появлялся, то исчезал из поля зрения. Поэтому, выстрелив, я уже знал, что промахнулся. В ушах у меня свистело, и Отец взял ружье, вытряхнул гильзу и перезарядил его. Он некоторое время ждал и затем выстрелил. Эхо выстрела разлетелось по низине, но самец все так же бежал через болото, взметая копытами тучу брызг, пока не исчез в тумане.
Отец закашлялся и сплюнул.
– Знаю, знаю, – произнес он. – Я тоже слышал.
Когда мы вернулись на ферму, уже стемнело. Мушкет и Муха выбежали навстречу. Обнюхав нас, они учуяли запах смерти и убежали обратно в конуру.