День, когда мир перестал покупать

Эта реакция согласуется с исследованиям материализма, сказал мне Кассер, когда мы вновь беседовали с ним через пять месяцев с начала кризиса. Ощущение незащищенности и тревога – сильнейшие факторы, побуждающие к покупкам и потребительству. В одном из немногих исследований того, как это применимо к крупномасштабному кризису, рассматривалось поведение нескольких сотен исландцев в течение шести месяцев серьезного экономического краха, приведшего к банкротству страны в 2009 году. Часть из них, реагируя на эту катастрофу, обращались к внутренним ценностям. «Раньше мы хотели быть предпринимателями. Теперь мы просто хотим быть хорошими людьми», – сказал один из них. Большинство, однако, пошли другим путем, став более материалистичными, хотя это негативно отразилось на их чувстве благополучия. Это как раз тот случай, когда материализм делает именно то, для чего существует, а именно повышает степень готовности людей, помогая им выжить, когда основные потребности находятся под угрозой. Естественно, незащищенность стала основным принципом работы потребительского капитализма, встроенным во все, от рекламы, заставляющей нас сомневаться в том, идем ли мы в ногу со временем, до стрессов кредитно-долговой системы и одержимости предпринимателей «разрушением» успокаивающе знакомых систем.

Поэтому ирония в том, что прекращение покупок создает проблемы, лишающие нас финансовой уверенности, в результате чего мы можем снова начать ходить по магазинам. (Как вы уже наверняка заметили, наше потребление таит в себе много иронии, парадоксов и противоречий.) Однако мы не будем усложнять наш мысленный эксперимент и допустим, что этого не происходит. Остановка шопинга не похожа на обычный экономический крах. Скорее, это напоминает то, как мы изолировались в своих домах в разгар пандемии, отрезав себя от многих повседневных стимулов к потреблению.

Как только это произошло, миллионы людей во всем мире моментально сделали резкий поворот именно к тем занятиям, которые, как показывают исследования, улучшают наше благополучие: социальным связям, углублению отношений, знакомству с природой, личностному росту и развитию, духовности и осознанности, а также просто активному неприятию материализма. Это произошло даже несмотря на то, что они прекратили ходить по магазинам вынужденно, а не по собственному выбору. Здесь, похоже, сработал инстинкт, заставляющий homo sapiens заботиться о себе.

Когда я поговорил со своими многочисленными знакомыми в разгар глобального локдауна, то обнаружил, что их опыт соответствует результатам упоминавшихся выше обширных наблюдений. Некоторые, конечно, переживали тяготы смерти, болезни, тревоги, безработицы или потери бизнеса. Однако многие другие – нередко даже и те, кто тоже столкнулись с трудностями, – быстро двигались к более глубокой, чем обычно, вовлеченности в жизнь.

Один из них – отец семейства в самом центре города с населением в два миллиона человек – наконец-то получил время, которое он всегда мечтал провести со своими маленькими дочерьми. «В доме сейчас смех слышен гораздо чаще, чем когда-либо прежде», – говорил он. Женщина в сельской части Южной Англии, чья семья чувствовала себя изолированной, описала «сюрреалистическую утопию», в которой она обменивала картофель на мед и яйца, получала подарки ручной работы от своих соседей и вместе с другой жительницей деревни (ее полной противоположностью с точки зрения политических взглядов) превратила местную телефонную будку в шкаф для обмена продуктами. Профессор из Нью-Йоркского университета, на протяжении всей своей взрослой жизни почти всегда покупавшая готовые блюда и даже кофе, нашла удовольствие в том, чтобы готовить самостоятельно. «Сварить кофе не так уж трудно», – признала она.

«Я заменяю свой консьюмеризм социальными контактами и едой»,

– писал менеджер торгового центра из небольшого города. Собственно говоря, почти все упоминали об иронии того, что в изоляции они общаются активнее, чем когда-либо прежде, связываясь с друзьями, родственниками и порой совершенно незнакомыми людьми, или восстанавливая по видеосвязи отношения, которыми они долго пренебрегали. Некоторые окунались в бурные потоки саморефлексии и личностного роста. Воссоединение с природой было как будто повсеместным: необычное ощущение того, что птиц вокруг больше, чем обычно (что как минимум отчасти подтверждает, как мало мы обращали на них внимания), стало глобальным явлением, равно как и так называемая эпидемия доброты.