День, когда мы были счастливы

Под полом движение. Халина напряженно прислушивается – к приближающемуся шарканью, приглушенному звуку кожаных подошв по дереву, щелчку открывающейся щеколды.

И вот они выходят. Сначала отец, потом мама. Щурясь, они вылезают, сначала скрючившись, из тайника Горских в ярко освещенную комнату. Странный звук вырывается изо рта Нехумы, когда она выпрямляется и видит перед собой Халину. Альберт отходит в сторону, и женщины бросаются друг к другу.

– Халина, – шепчет Сол.

Он обхватывает руками обнимающихся жену и дочь и закрывает глаза, уткнувшись носом между их макушками. Так они стоят довольно долго, слившись в одно целое, тихо плача, пока наконец не разъединяются, вытирая глаза. Сол кажется удивленным, заметив Адама.

– Пан Курц, – кивает Адам, улыбаясь. Когда он в последний раз видел своего теперь уже тестя, они с Халиной еще не были женаты.

Сол смеется, протягивает руку и обнимает Адама.

– Пожалуйста, сынок, – говорит он, и морщинки окружают глаза, – зови меня Сол.

Часть третья

8 мая 1945 года. День Победы. Германия капитулирует, и в Европе объявлена победа союзников.

Глава 54 Семья Курцей

Лодзь, Польша

8 мая 1945 года

Адам возится со шкалой настройки радио, пока в динамиках не раздается голос.

– Через несколько минут, – говорит диктор на польском языке, – мы будем передавать прямую трансляцию из Белого дома в Соединенных Штатах. Оставайтесь с нами.

Халина открывает окно гостиной. Бульвар внизу совершенно пуст. Похоже, все собрались вокруг своих приемников, чтобы услышать новости, которые в Лодзи – во всей оккупированной Европе, да во всем мире, если уж на то пошло, – ждали больше пяти лет.

Решение Халины перевезти семью в Лодзь было продиктовано практичностью. Некоторое время они перебивались в Варшаве, но город, точнее то, что от него осталось, стал непригоден для жизни. Они обсуждали возвращение в Радом и даже решились съездить туда и переночевать у Собчаков, но обнаружили, что квартира на Варшавской улице и магазинчик родителей теперь принадлежат полякам. Халина не была готова встретить на пороге своего старого дома незнакомцев – незнакомцев, которые хмуро смотрели на нее и заявляли, что не собираются уходить, которым хватило наглости считать, что то, что когда-то принадлежало ее семье, теперь принадлежит им.

Эта встреча так разозлила Халину, что она пришла в ярость, и Адаму пришлось взывать к ее здравому смыслу, напомнив, что война еще не закончилась, что они еще выдают себя за арийцев и скандал только привлечет ненужное внимание. Она покинула Радом с разбитым сердцем, но решила найти город, где они могли бы устроиться, по крайней мере до конца войны – город с достаточно развитой промышленностью, чтобы можно было найти работу и квартиру для проживания того, что осталось от семьи, включая ее родителей, которых на уговорила остаться в Вилянуве до официального окончания войны. Халина слышала, что в Лодзи есть квартиры, работа и отделение Красного Креста. И действительно, когда они приехали, то довольно быстро нашли жилье. Городское гетто ликвидировали позже других, поэтому в старом еврейском квартале остались сотни пустующих квартир, а поляков было слишком мало, чтобы занять их. Мысли о том, что случилось с семьями, которые жили в этих квартирах раньше, вызывали тошноту, но Халина знала, что они не могут позволить себе снимать жилье в центре. Она выбрала две квартиры по соседству, самые просторные из тех, что смогла найти. Там отсутствовала половина мебели, но пустующих квартир было так много, что она смогла собрать достаточно там и сям, чтобы сделать их пригодными для жилья.

Семья молчит, пока Яков ставит полукругом пять стульев около камина, над которым стоит радио, словно надгробный камень.

– Садись, любимая, – говорит он Белле.

Та осторожно садится на стул и кладет ладонь на едва заметный животик. Она на шестом месяце беременности. Мила, Халина, Адам и Яков тоже садятся, а Фелиция сворачивается калачиком на полу, морщась, когда подтягивает коленки к груди. Мила пропускает сквозь пальцы ее волосики, которые у корней природного рыжего цвета. Ей мучительно видеть, что дочке больно. Цинга, которой она заболела в бункере монастыря, в основном прошла, но Фелиция еще жалуется на боль в суставах. По крайней мере, вздыхает Мила, к ней вернулся аппетит – когда Мила забрала ее, Фелиция неделями отказывалась есть, говоря, что это слишком больно.

Наконец в динамиках раздается голос Гарри Трумэна, нового президента Соединенных Штатов, и вся семья подается вперед.

– Это скорбный, но знаменательный час, – выступает Трумэн сквозь помехи. Местный диктор переводит. – Генерал Эйзенхауэр сообщает мне, что немецкие войска сдались Объединенным Нациям, – он выдерживает эффектную паузу и добавляет: – Флаги свободы реют по всей Европе!

Слова «свобода» и «реют» эхом отдаются в комнате, паря в воздухе, словно конфетти.