День, когда началась Революция. Казнь Иисуса и ее последствия

Искупление и прощение грехов

Можно ли соединить все эти темы в единое целое? Быть может, нет – по крайней мере, если ограничиться только лишь Писанием Израиля. Нет ни одной книги и ни одного автора, которые собрали бы вместе те идеи, которые я тут кратко представил. Исаия и некоторые псалмы не дают такой общей картины, как и другие книги. Но я просто хотел представить читателю те богатые материалы, которыми еврей эпохи Второго Храма мог пользоваться (и иногда так и делал), размышляя о загадке долгого изгнания, о вызове продолжающейся, но незавершенной истории своего народа и о том, как и когда произойдет обещанное избавление. И из этого возникают три темы, которые особенно важны для наших целей.

Во-первых, древние авторы постоянно говорили о том, что народ Божий во времена Второго Храма нуждался в двух вещах: во-первых, в «завершении изгнания», во-вторых, с другой точки зрения, в «прощении грехов». Израиль отправился в изгнание за грехи, а потому прощение и возвращение – это внутренняя и внешняя сторона одного и того же. И когда Новый Завет кратко описывает суть благой вести словами «Мессия умер за грехи наши по Писаниям» – это тот же самый язык. Свершилось нечто такое, что упразднило изгнание. С теми грехами, которые были причиной изгнания, Бог расправился раз и навсегда, навеки. Это один из ключей к революционному смыслу креста.

Во-вторых, это великое и долгожданное событие станет последним новым Исходом, окончательной великой Пасхой. Победа над Вавилоном повторяет победу над Египтом. Образы Исхода повторяются снова и снова: пускай в одном тексте речь идет о Вавилоне, в другом о Сирии, в третьем, наконец, о Риме – память о египетском рабстве в древности никогда не покидает авторов. Стоит нам соединить эти темы воедино – прощение грехов и конец изгнания, с одной стороны, Пасха и Исход, с другой, – и мы получим сложную идею о полном искуплении, которое куда больше того, что Песах значил раньше, и того, о чем говорил сам по себе День искупления. И когда в Новом Завете мы находим, что тут ряд событий во дни еврейской Пасхи одного конкретного года неразрывно связан с такими темами, как прощение грехов, возвращение из изгнания и, конечно же, Царство Божье с прочими сопутствующими представлениями, такое сочетание идей становится естественным смысловым контекстом.

В-третьих, контекст Исхода, где говорится о Присутствии YHWH, которое избавляет народ и направляет его, указывает на то, что грядущее искупление будет великим и личным вмешательством самого Бога Израилева. Маккавейские книги, возможно, играют с идеей (позаимствованной из нееврейских историй о «доблестной смерти» за других) о том, что мученики в каком-то смысле принимают гнев Божий на себя. Но лишь один ветхозаветный отрывок можно прочесть в таком ключе – это Исаия 53, а эта глава есть кульминация непревзойденной поэмы, которая главным образом говорит о действенной и неизменной любви единого Бога. И когда Новый Завет снова и снова повторяет, что великое прощение и новый Исход отражают любовь Божью, – когда первые христиане говорят, скажем, что «Бог так возлюбил мир, что отдал Сына своего», или что «Сын Божий возлюбил меня и предал себя за меня», или что «во всем творении ничто не отлучит нас от любви Божьей в Мессии», – у нас не должно оставаться сомнений в том, что они имеют в виду все это повествование, в частности то, о чем говорится в книгах Исаии и Даниила.

Это делает куда более четкими некоторые ключевые богословские вопросы. Как может постыдная, мучительная и несправедливая смерть «Раба» у Исаии быть откровением любви Бога к Израилю? Да и кто он такой, этот «Раб»? Последний вопрос не давал покоя многим поколениям исследователей. Мне кажется, что неопределенность тут не случайна. Как я уже говорил, человек, написавший Исаию 40–55 (кем бы он ни был), подобно многим поэтам и писателям не хотел, чтобы его труд был слишком понятным, не хотел исключать разные возможные трактовки. Тут было бы неуместно снова поднимать этот старый, мучительный и многогранный вопрос. Но нужно подчеркнуть две вещи в завершение этой и без того слишком длинной главы.