День, когда пала ночь

– Никто не мешает нам и дальше проверять его на прочность, – улыбнулась Думаи.

Губы ее складывали слова на сейкинском, но язык сновидения был другим – какого она никогда не учила.

– Я все гадаю, где ты в этом широком мире. И коснулись ли вас те тревоги, те необыкновенные события…

– О чем ты?

– Ты не могла не заметить. Сотрясение земли, кипение подземных вод, и солнце, почти на год скрывшее свое сияние.

– Если ты не знаешь тому причины, ты, верно, в самом деле очень далеко. Все это вызвано извержением огненной горы. – (Присутствие собеседницы поблекло и проявилось снова.) – Я чувствую, как дрожит наш шаткий мостик. Давай не будем о таких вещах. Как вышло, что мы встретились во сне?

– Я бы сказала, с позволения богов, но ты уверяешь, что у тебя нет богов. Кого же вы восхваляете, кто вами правит?

– Воин.

Думаи ощутила, как собеседница вдруг замкнулась, но любопытство преодолело ее отчужденность.

– Ты говорила о магии. Ты… колдунья?

– Всего лишь сновидица, – ответила Думаи и, ощутив, что уходит на глубину, нащупала складку покрывала и сжала ее до боли в пальцах. – Этот мост возник не случайно. Может быть, чтобы мы могли утешать друг друга. Даже если это подделка – или я говорю сама с собой, – хорошо, когда ты не одна в темноте.

Молчание.

– Я не знаю, как тебя называть. Ты не скажешь мне своего имени?

– Думаю, это снова нас разделит.

– Давай попробуем. Мы сумеем снова найти друг друга.

– Меня зовут Думаи, а тебя?

– А меня…

Связь порвалась, и Думаи вывалилась из видения, стуча зубами от холода. Она прижалась ближе к печурке, жалея, что нельзя сейчас поговорить с великой императрицей. Бабушка сумела бы истолковать сон.

Поддерживая сновидение, она устала душой, а тело было утомлено плаванием. На этот раз она отпустила себя в глубокий сон.

В середине ночи ее разбудил образ кривой, как клинок, улыбки. Ныла крепко зажатая меж бедер ладонь. В теплых и вольных объятиях сна ей почудилось, что ее ласкает чужая рука.

«Ты лишилась рассудка?»

Она поднялась, резко втянув в себя воздух. Сердце плясало в груди. На сей раз внутренний голос принадлежал ей самой.

«Ты так стосковалась по ласке, что готова броситься в руки охотницы?»

До рассвета Думаи бесшумно прошла в купальню, чтобы вымыться и одеться в присланный из дворца наряд: длинную белую рубаху под бледно-голубым жилетом и высоко сидевшие на талии шаровары из мягкого желтого шелка. Ее собственная одежда за время полета непоправимо истрепалась. Расчесывая волосы и раз за разом приглаживая их, Думаи задумчиво хмурилась. Опустив глаза, она увидела на полу две капли крови.

У нее вырвался вздох чистого облегчения. Вот откуда накатившее в темноте желание. В первый день она часто ощущала его тихую волну.

А Купоза па Никея тут ни при чем.

Один из служителей богини принес ей кровяной лист.

«Хватит! – Думаи скатала его в затычку. – Хватит!»

Она встала перед своим отражением. Отец отсоветовал ей брать в Сепул корону – только скромный венчик и его личную печать. Печать она спрятала под накидку-безрукавку, закрепив серебряным поясом. Королева Аркоро не поскупилась – прислала одеяния, достойные принцессы.

Канифа проводил ее к ожидавшему над водопадом паланкину и сидевшей верхом Никее, в тонком розовом плаще. Она оставила несколько прядей свободными, а остальные, заплетенные в косы, подобрала.

– Не припомню, чтобы приглашала вас, госпожа Никея, – с раздражением бросила Думаи.

– И вам доброго утра, принцесса. Королева Аркоро призывает всех троих драконьих всадников.

– Зачем?