День, когда пала ночь

– Настоятельница назвала тебя хранительницей могилы, – заметила Канта. – Стражницей Клеолинды.

Она безупречно говорила на лазийском; если слышалась в выговоре чужая нотка, то уловить ее происхождение оставалось невозможным. Манера речи показалась Тунуве старообразной, так иногда говорят плодоводы и старейшины.

– Да, – кивнула она. – Ты знаешь о Матери?

– Конечно.

– Канта тоже магичка, – пояснила Сагул, прожевав кусочек рыбы. – Как видно, прежде существовало еще два дерева с сиденом: боярышник на западе и шелковица на востоке. Боярышник рос на острове Инис. Увы, оба теперь мертвы.

– Мертвы? – опешила Тунува.

– Да, – тихо ответила Канта. – Я долго берегла боярышник, но я была одна. И в конце концов не уберегла.

– Спрашивай, Тунува. – Сагул промокнула губы салфеткой. – Канта знает, что мы не принимаем чужих. Она рада будет удовлетворить твое любопытство.

Тунува посмотрела на пришелицу и кивнула:

– Я хотела бы знать, как погиб боярышник. Апельсиновому дереву огонь не вредит, и выкорчевать его невозможно – корни уходят в самое чрево мира.

Канта потупила взгляд:

– Когда-то мой народ, иниски, почитал боярышник священным. Затем они научились бояться его, а с ним – и меня, его попечительницу. Они меня изгнали, а возвратившись, я нашла его мертвым. Не знаю, как он погиб.

– Иниски… – повторила Тунува. – Инис многие века не называют этим именем.

– Правда. – Взглянув ей в лицо, Канта пояснила: – Я, насколько могу судить, перестала стареть с тех пор, как впервые вкусила от своего боярышника. Как видно, он даровал мне долголетие.

Эсбар, вопреки обыкновению, не промолвила ни слова. Она с непроницаемым лицом изучала гостью.

– Если ты выросла на Инисе, – спросила Тунува, – значит почитаешь Галиана Обманщика?

– Я – нет. Я жила на острове Нурта, где удержался старый обычай поклонения природе. Галиан пытался его извести, но не сумел. Я – одна из немногих, проклинающих его имя.

– О, не так уж нас мало. Мы здесь все проклинаем его имя, – живо поправила Сагул.

– Как ты нашла обитель? – спросила Тунува.

– Когда гора Ужаса извергла огонь, я почувствовала еще один источник сидена. Я много лет искала живое дерево и не находила, – сказала Канта. – Чутье привело меня сюда, к вашему апельсину. Вообрази мою радость, когда я нашла целое сообщество – семью, посвятившую себя его защите.

– Канта хочет вступить в наши ряды, чтобы защищать дерево, – вставила Сагул. – Приняв постороннюю, мы бы нарушили закон наших предков, но иные законы позволительно оспорить и пересмотреть. Я хочу знать твое мнение, Тунува.

Сагул всегда была прямолинейна. Канта кашлянула, слегка наморщила лоб. На указательном пальце ее левой руки блестело золотое кольцо в виде двух рук, держащих в ладонях гнездо – прямо над костяшкой.

– Если ты позволишь, Канта… – мягко обратилась к ней Тунува.

– Конечно. Благодарю вас. – Канта взглянула на нее. – Я буду ждать вашего решения, настоятельница.

Она ушла в глубину обители.

– Вы с Эсбар и Денаг для меня – нечто вроде Королевского совета. Помогите решить дело Канты, – попросила Сагул. – Тунува, раз уж ты ее отослала, я спрошу напрямик. Заставим мы эту женщину молчать или примем ее как сестру?

– Прежде чем ответить, – сказала Тунува, – можно мне спросить, что ты решила с Анайсо?

– Пока ничего.

Значит, он все еще заперт в одиночестве в помещениях для послушников. Тунуве страшно было подумать, как ему тяжело.

– Он еще жив?

– Пока жив. Денаг потребовала не подвергать Сию еще большим испытаниям.

– Сагул, он уже слишком долго пробыл у нас. Его родные, верно, в отчаянии.

– Бесспорно, но искать его больше не ищут. Я посылала в Димбау двух сестер, проверить. Его родители отступились. Мы не зря заронили столько слухов об опасностях Пущи – здесь его искать не посмели. Вот уже несколько недель, как они вернулись в Карментум.

У них в памяти останется одно: лес лишил их сына. Тунува держалась своей мысли:

– Если мы примем Канту, должны будем принять и Анайсо.

– Она – бывшая магичка, а тот не принесет нам ничего, кроме угрозы. Большая разница, Тунува.

– Тува, – подала голос Эсбар, – мальчик поражен любовной болезнью, а понятия о семье у него не наши. Он здесь не найдет покоя.

Она выпятила подбородок и добавила:

– Сию никак не должна была ему показываться.

– Его судьбу я определю в свое время, – сказала Сагул, – но сейчас речь идет о Канте.

– Хорошо. Я за то, чтобы закрыть ей рот, – коротко отозвалась Эсбар. – Саяти запретила принимать чужаков, и у нее на то были причины. Следует прислушаться к ее завету, да и беда с Анайсо – нам урок.

– Саяти не знала о существовании других магов. Знай она, могла бы для них сделать исключение.

Пока Сагул говорила, Тунува вглядывалась в ее лицо. В белках глаз просматривалась явственная желтизна.

– Саяти умерла, – сказала Эсбар. – Ее не спросишь.

Сагул поцокала языком.

– Если Канта не лжет о своем долголетии, она может знать о сидене больше нашего. И применить его против нас, – заметила Эсбар.

– Без плода – не сможет. Я не допущу ее к посвящению, пока она не заслужит доверия.

– Я доверяю внутреннему чутью, Сагул. Мне не нравится, как я себя рядом с ней чувствую.