День красных маков

– Говорите с места, – скомандовал полковник. Казалось, миллионы рук взмыли в воздух, и раздались сотни криков: «Поппи! Сюда! Поппи!» Полковник сделал знак репортёру в первом ряду.

– Мартин, что вы почувствовали, когда армией спасения оказалась ваша жена?

Мартину показалось странным, что совершенно незнакомый человек обращается к нему по имени, как к старому другу. Удивительно, так много людей знали о его жизни всё, по крайней мере, о последнем периоде его жизни, а он о них совсем ничего не знал. Язык прилип ко нёбу; волнуясь сильнее, чем ожидал, Мартин промямлил:

– Когда дело касается Поппи, я ничему не удивляюсь. Она потрясающая.

Тут же раздался другой голос, заглушивший ответ Мартина:

– Поппи, Поппи! У вас были сведения о пленных? Кто-нибудь обсуждал при вас убийство Аарона Сазерби?

Поппи закусила губу.

– Я не так много знала. Только то, что сообщила мне армия… – Поппи неплохо усвоила свою партию. Майор Хелм мог бы ею гордиться.

Мартин почувствовал, что никого особенно не интересует ни его судьба, ни судьба Аарона; героиней была Поппи. Один быстрый вопрос к нему, и – фьють! – к предмету обсуждений. Мартин будто выступил на разогреве.

Толпа набросилась на неё и, хотя шумела потише, всё-таки была настроена нетерпеливо атаковать. Им нужна была история Поппи, чтобы покупались их газеты. Мартина не расстраивало, что он не соответствует этим требованиям, волновало другое – убит хороший человек, отец маленького мальчика, но материал о нём репортёров не волнует. Ещё Мартин беспокоился за Поппи, может быть, недовольную излишним вниманием к себе; её благополучие он всегда ставил превыше всего. Зависти он не чувствовал, только гордость и счастье снова оказаться в безопасности, снова оказаться дома.

Поппи не хотелось говорить об Аароне; судя по взглядам, которые метал на неё через всю трибуну майор Хелм, ему тоже не хотелось, чтобы она касалась этой темы. Она отвечала на вопросы так, как ей велели.

Макс Холман выделялся из толпы. Он не делал ничего особенного, чтобы сознательно выделяться, но, поскольку лицо Макса было знакомо Поппи, она видела его яснее, чем все остальные лица. Его широко распахнутые глаза блестели, всем своим видом он выражал неподдельный интерес. Поппи подумала, что теперь он, наверное, гордится знакомством с ней как преимуществом перед всей этой толпой. Он был уверен, что имеет право получить ответ на свой вопрос раньше всех остальных, потому что знал Майлза, ехал с Поппи в одном автобусе и представлял, через что ей пришлось пройти. Но она и подумать не могла, насколько хорошо он это представлял.

– Да, Макс? – Она решила ответить на его вопрос.

– Привет, Поппи. – Макс улыбнулся ей, как старой подруге. Поппи тоже рада была его видеть.

– Привет, Макс.

По-прежнему улыбаясь, он продолжал:

– Твоя история весьма необычна…

– Спасибо! – перебила Поппи; кто-то в толпе засмеялся.

– …но ведь это не безвозмездно, да?

Потеряв нить разговора, Поппи неуверенно поинтересовалась:

– Прости, я не…

– Что ты отдала, чтобы получить Мартина, Поппи? Ведь с точки зрения здравого смысла не может же такого быть, чтобы ты заявилась в дом безжалостного военного диктатора и приказала ему вернуть тебе мужа? А он вот так просто взял и согласился, потому что ты ему велела? Думаешь, мы поверим, будто он забился в угол, как щенок, и выполнил все твои требования без компромиссов, без сделок? Так не бывает, Поппи, это немыслимо. Поэтому я спрашиваю, что произошло? Что ты сделала? Что ты сделала ради спасения мужа?

Перед глазами Поппи встал образ Зелгаи. Она с абсолютной ясностью услышала его слова: «Ради всего святого, почему я должен в это поверить? С чего вы взяли, будто я собираюсь вам помогать? С чего взяли, будто у вас вообще есть право приезжать в мою страну и выдвигать какие-то требования?»

Эти слова Макс выплюнул ей в лицо, чуть ли не хихикая. Конечно, он целился не в Поппи. Он хотел попасть в Майлза, легендарного Майлза, получившего премию, прекрасного журналиста, прекрасного человека. Неужели Макс подумал, будто Майлза и Поппи связывает не только дружба? Неужели счёл, что она не любит своего мужа? Неужели её поступок не доказал обратного?

Комната поплыла перед глазами. Поппи не могла вдохнуть, ей казалось, что все взгляды устремлены на неё, все задержали дыхание, ожидая ответа. Кожа вспыхнула малиновым; стало жарко, но всё тело покрылось ледяной испариной. Поппи чувствовала, как шею щекочет борода, как в кожу впиваются отполированные ногти, как омерзительное дыхание портит воздух у её губ, и поняла, что теряет сознание. Последнее, что она услышала – крик мужа и тихое эхо:

– Хватит!

Очнулась она уже на заднем сиденье машины.

Мартин слышал, как бесцеремонный болван издевался над его женой. «Что он… Он просто отпустил твоего мужа, и всё? Так и было?» Совсем как майор, обвинял её в чём-то, пытался уличить во лжи. Кулаки Мартина сжались, налились кровью, и тут он увидел, что Поппи вот-вот упадёт в обморок.