День красных маков

Мартин часто вспоминал их с Поппи спальню и кровать. Ему хотелось кожей ощутить мягкость матраса, положить голову на подушку в яркой наволочке с цветами – это постельное бельё выбрала Поппи; Мартин смеялся, называл его девчачьим, но в глубине души одобрял её вкус. Он хотел чувствовать, как вздымается и опускается во сне её грудь. Он знал, только лёжа на матрасе с красавицей-женой в объятиях, по-настоящему осознает, что оказался дома. Так он представлял дом – постель и спящую Поппи, которая прижалась к мужу, ища тепла.

Ему снова приснилось, как она будит его, как гладит волосы, отбрасывая со лба; он слышал её нежный голос: «Март… Март… я здесь…», и от тоски сжималось всё внутри. Мартин не хотел открывать глаза, не хотел снова её терять, но образ расплывался, уходил…

Дверь стукнула о стену, и Поппи тут же исчезла. Странно, что Мартина разбудили именно так. Обычно охранники не пугали его, предпочитая тихо зайти и удостовериться, что он по-прежнему на своём месте, там же, где его оставили. Это вторжение он счёл резким и агрессивным, кожей почувствовав – что-то не так. Жизнь в заточении стала привычной, и теперь он ощущал себя здесь едва ли не в безопасности. Ужас первых дней в плену уже забылся; не то чтобы он совершенно ушёл в небытие, осталась некоторая нервозность, сосавшая под ложечкой, но саднящий страх, непрестанный страх смерти понемногу утих. Теперь он вернулся – мучительный, он наполнял душу Мартина гневом и вместе с тем лишал сил.

Сев на кровати, Мартин тряс головой и тёр глаза, пытаясь как можно скорее пробудиться. Случайно задел сломанный палец, но не было времени обращать внимание на боль, которой вскоре суждено было потерять всякое значение.

Перед ним стояли двое мужчин в туго повязанных арафатках, закрывавших нижнюю часть лица – оставалась лишь маленькая прорезь для рта. Мужчины были в солнечных очках, в руках сжимали автоматы Калашникова – это беспокоило Мартина больше всего. Один пролаял на своём языке какой-то приказ. Слова ничего не значили для пленника, но по интонации он понял, что нужно быстро подчиниться.

Он спрыгнул с кровати. Этого делать явно не следовало. Второй мужчина тут же подбежал и с силой ударил Мартина в лицо прикладом ружья, так что пленник тут же повалился обратно на кровать. Расшатанные зубы не могли вынести удара тяжёлого деревянного приклада. Рот наполнился тёплой кровью, смешанной с осколками. Мартин провёл разбухшим языком по дёснам, нащупал хрупкие остатки, по меньшей мере, двух зубов. Было очень больно, но боль пересиливал страх. Страх того, что случится дальше.

Постоянно размышляя о судьбе Аарона, Мартин не понимал, почему люди так редко задумываются о смерти? Ведь она неизбежна и всё же почему-то оставлена без внимания. Люди проводят дни напролёт, впустую растрачивая жизнь – этот выигрыш в лотерею, мечтая о недоступном, празднуя победы нации и совершенно не думая, как может закончиться их жизнь.

Наверное, люди за пределами военной зоны, если и задумывались о смерти, представляли себе глубокую старость, тёплую постель, стёганое одеяло до подбородка, стайку внуков, которые рыдают и сморкаются в носовые платки, и погружение в блаженный сон, который будет длиться вечно. Но каждую минуту каждого дня как пожилым, так и молодым людям, окружавшим Мартина, смотрел в лицо мрачный жнец, приносивший боль, ужас и смятение. Прежде чем наступал долгожданный покой, были жестокая борьба, асфиксия, агония, повреждения жизненно важных органов. Смерть, конечно, бывает мирной, спокойной и воспеваемой поэтами, но бывает и мучительной, насильственной, страшной. Мартин успокоился бы, узнав наверняка, какой финал судьба готовит ему. Его последняя просьба была не за себя, а за Поппи: пусть, когда придёт её время, смерть будет как можно легче, как можно безболезненнее.

Мужчина, кричавший на Мартина, склонился над кроватью и с силой ударил заложника в живот, а потом потянул его за руки и связал их за спиной. Мартин почувствовал знакомый укус пластиковых стяжек, которые вновь врезались в кожу запястий, и уже мог предсказать, что ждёт его дальше – старый друг, вшивый мешок. От страха Мартина начало мутить; мозг пытался найти ответы на вопросы, вспыхивавшие в голове с лихорадочной скоростью: «Они собираются меня изнасиловать? Меня хотят освободить? Или перевезут в другое место? Куда? Или убьют? Убьют, как Аарона? Узнает ли кто-нибудь о моей смерти? Помогите. Помогите мне, кто-нибудь. Услышь меня, Господи. Пожалуйста, помоги мне, помоги мне, Господи».