День красных маков

Поппи кивнула и посмотрела на Майлза – тот подмигнул ей. По его взгляду она поняла – пока всё шло хорошо. Зелгаи обвёл рукой дом.

– Вы не против пройти в мой кабинет?

– Конечно! Благодарим вас. – Майлз был рад говорить от лица обоих. А Поппи была рада предоставить ему такую возможность.

Зелгаи шёл медленно; гости следовали за ним едва ли не благоговейной поступью. Мужчина с пулемётом, сопровождавший их в машине, замыкал шествие; процессия вновь напоминала латиноамериканский танец. Они добрались до двойных дверей из тёмного дерева, покрытых замысловатыми рисунками; загораживавший вход охранник повернул ручку и распахнул двери. Просторная комната могла бы служить кабинетом Тристраму Манро, только вместо картин и плиточного пола здесь были ковры.

По бокам стола сидели два араба; Зелгаи занял кожаное сиденье в центре. Майлз и Поппи вынуждены были довольствоваться стульями поменьше, напротив троицы. Поппи скрещивала и выпрямляла ноги, сплетала и расплетала пальцы. Зелгаи озвучил правила:

– Вы можете делать заметки на бумаге, но никаких электронных устройств.

У гостей не было при себе сумок, а карманы им велели опустошить; один бог знал, где, по мнению Зелгаи, они могли прятать электронные устройства.

– Мы решаем, какие вопросы вам задавать, и отказываемся обсуждать то, что обсуждать не хотим. Интервью закончится, когда мы решим его закончить, и вас отвезут на базу так же, как привезли. Всё ясно?

Майлз, как официальный пресс-секретарь, наклонился вперёд.

– Да, мы всё поняли. Могу я выразить вам благодарность за согласие на интервью, мистер Махмуд?

Зелгаи кивнул. Мужчина, сидевший слева, что-то громко зашептал. Зелгаи, повернувшись к нему, внимательно слушал. Они говорили на гортанном арабском, отгораживавшим их от Майлза и Поппи. Переговоры были короткими. Зелгаи и мужчина справа неожиданно поднялись, сделали шаг, как в танце, и поменялись местами. Поппи взглянула на Майлза – журналист сосредоточенно смотрел прямо перед собой.

– Должен извиниться, что ввёл вас в заблуждение. Зелгаи Махмуд – это я, – сказал мужчина, теперь сидевший в центре.

Майлз невозмутимо смотрел на них. Поппи думала: да что за дерьмо творится?

Журналист чуть нагнулся вперёд с лёгким намёком на поклон.

– Я признателен за возможность встретиться с вами, сэр.

Настоящий Зелгаи лишь кивнул, словно говоря: «Да, вы должны быть признательны». Это был весьма холёный мужчина – борода аккуратно подстрижена, брови выщипаны, ногти идеальной миндалевидной формы хранили следы полировки. Глаза, словно два крошечных куска гальки, холодные и пустые. Может быть, потому что Поппи знала, кто этот человек и на что он способен, может быть, по иным причинам, которых ей не суждено было узнать, но она подумала, что никогда в жизни не видела такой злобы во взгляде. Словно Поппи смотрела ему прямо в душу и видела чёрный цвет. Дрожь пробежала по спине, Поппи дёрнула плечами.

Зелгаи повернулся к Майлзу и сказал:

– Я знаком с вашими работами, мистер Варрассо. Мне они нравятся. – Он говорил без акцента, чётко произнося каждый звук, словно диктор на Би-би-си. Превосходный английский указывал на привилегированную среднюю школу; Зелгаи мог бы играть в регби в одной команде с Томом и Тристрамом.

– Благодарю вас, сэр, – ответил Майлз.

– Думаю, вы разумно смотрите на проблему, чего не могу сказать о ваших коллегах. – Зелгаи и его приспешники рассмеялись. Майлз сдавленно хихикнул, чтобы не оставаться в стороне. Поппи готова была поклясться, что он не видит здесь ничего смешного.

– Скажите, Майлз, вы любите регби?

– Гм… да, пожалуй. Смотрю, когда идёт по телевизору. Шесть наций и всё такое… – дипломатично сказал журналист.

Зелгаи кивнул, понимая, что нет смысла спрашивать Майлза, как обстоят дела у «Арлекинов»[8]. Этот вопрос занимал бандита больше всего.

Безо всякого предупреждения он вновь опустился на стул, и, подперев рукой подбородок, спросил у Поппи:

– А вы кто такая?

Низко опустив голову, она чуть слышно прошептала:

– Нина Фолксток.

Несколько секунд Зелгаи, не отрываясь, смотрел на неё, потом громко, нервно, с низким шумом выдохнул. Прошла целая вечность, прежде чем Зелгаи заговорил снова; время замерло, живот Поппи прилип к кишкам, которые свело от страха. Она крепко сжала ягодицы, чтобы избежать конфуза. Сердце заколотилось где-то в горле, мешая дышать; она отчётливо слышала его бешеный стук. Сидя очень прямо, сплетя длинные пальцы рук, Зелгаи улыбнулся.

– Нет. Не она. – Он покачал головой. – Я задал вам вопрос, и мне нужен ответ. Кто вы такая? – Он улыбался, но не дружелюбной улыбкой человека, который хочет разрядить обстановку; нет – садистской улыбкой маньяка.

– Я… я…

Майлз попытался заговорить.

– Она – журналистка, она…