Когда Поппи, лёжа в палатке посреди пустыни, наконец перестала дрожать, наступило утро. Было четыре или пять часов, и кто-то стоял у кровати. От неожиданности Поппи ахнула, спрыгнула с койки прямо в спальном мешке и застыла, как большая, мягкая зелёная гусеница, неспособная пошевелиться, или неподвижная живая мишень. Она старалась в темноте разобрать очертания склонившейся над ней фигуры.
– Всё хорошо, Поппи, это я, Майлз. – Варрассо потряс Поппи за плечо. В руке у него был кусок тёмной ткани. Поппи вздрогнула.
– Ну тебя к чёрту, напугал до смерти!
– Уж извини. Я бы тебя позвал, но боялся разбудить остальных. Одевайся, Поппи, и платок вот этот повяжи. Нам пора.
– Что ты имеешь в виду? Пора куда? Когда?
– Сейчас! Прямо сейчас. Я только что говорил со своим знакомым, и он сказал, что нужно ехать прямо сейчас. Нас довезут. Ничего удивительного, Поппи, нам часто приходится вот так собираться, без планов, без предупреждения. Слушай меня, и слушай внимательно. Ты – Нина Фолксток, не забывай об этом. Молчи, Поппи, молчи – мне очень важно, чтобы ты это усвоила. Не говори ни слова, пока я не разрешу, и всё предоставь мне. Ты поняла?
Поппи кивнула. Она, в любом случае, не смогла бы вымолвить ни слова. Наконец-то свершилось; она едет к людям, которые взяли в плен её мужа. Она едет за Мартином. Это было невероятно, волнующе и в то же время пугающе. Она сама не знала, почему ей так страшно; причина выяснилась чуть позже.
Однажды Поппи довелось испытать это чувство предвкушения поездки, много лет назад, и поездка тогда была совсем другой. Только бы на этот раз всё сложилось удачнее!
Поппи было шесть лет, и они с классом поехали на экскурсию в Лондонский зоопарк. Господи, как же она волновалась, каким сильным, почти невыносимым было ожидание! В ночь накануне она так и не смогла заснуть, часами слонялась вокруг кровати, представляя, что принесёт новый день. Будет настоящее приключение, ведь Поппи ещё нигде не была и не видела ничего интересного! Ей до смерти хотелось посмотреть на морских коньков, которых она представляла мифическими существами, а потом узнала, что они существуют! Она думала о них каждую ночь в преддверии большого дня и надеялась разузнать и о русалках. Она приклеила над кроватью печатную копию объявления и перечитывала её снова и снова:
Даже много лет спустя Поппи могла пересказать это объявление слово в слово.
Когда наконец настал день большого путешествия, Поппи встала на рассвете, чтобы собрать свой ланч. От радостного волнения она не замечала ни морозного воздуха спальни, ни дна ванны, неприятно холодившего ноги, – тёплая вода была бессильна унять дрожь. В крошечной кухне, забравшись на кухонный шкафчик, Поппи рылась в серванте, ища что-нибудь для ланча. Его составляющие навсегда остались в памяти Поппи. Бутерброды – обыкновенные два куска хлеба с маслом, намазанные клубничным вареньем и сжатые вместе; масло оказалось твёрдым, плохо намазывалось и продавило в мягкой массе белого хлеба огромные дыры, но Поппи было всё равно. Ещё она взяла с собой кусочек сыра, завёрнутый в фольгу, и три кубика желе со вкусом лайма.
Всё это она сложила в пустую хлебницу, и на том сборы закончились. Поппи была рада ехать в зоопарк, да ещё везти с собой настоящий ланч. Некоторые дети в классе могли брать его с собой каждый день, но Поппи не могла каждое утро собирать с собой еду, потому что нужно было собирать школьную форму, будить Доротею и мыться. К тому же Поппи предоставлялись бесплатные обеды. Покупать еду для ланча? Даже вопрос такой не стоял.
Сжимая в руке полиэтиленовый пакет, Поппи вприпрыжку бежала по улице, обходя собачьи кучи и перепрыгивая выбоины тротуара. Дженна уже сидела в автобусе возле брата. Поппи не обиделась – даже в столь нежном возрасте она знала, какое место занимает брат в сердце Дженны. Положив пакет на колени, Поппи гладила кончиками пальцев блестящее сиденье рядом; миллионы поп, взволнованно ёрзавших по нему, протёрли некогда мягкий плюш. Гарриет проскользнула мимо Поппи и села у окна рядом с ней.
Район, где располагалась их школа, включал в себя муниципальные дома и бедные квартирки, но ещё – роскошные особняки неподалёку от метро. В этих особняках с семью спальнями, обставленными эдвардианской мебелью, росли дети биржевых брокеров и маклеров. В восемь лет их переводили в дорогие частные школы. Поэтому в графике учителей игры на скрипке зияли дыры, а пожертвования старшеклассников на праздник урожая были весьма скудными. Это были два разных мира, и юных обитателей одного манил и завораживал другой.
– Доброе утро, Поппи.