Итак, на закуску салат: помидорчики, огурчики, лучок, укропчик, подсолнечное масло, немножко уксуса, соль. Это не обсуждается. Теперь горячее. С этим посложнее. Иванычу очень хотелось сделать другу приятное, поэтому он, не задумываясь, нырял в свой дровяник, в те самые сусеки, где хранились воспоминания о кулинарных изысках жены. Причём сусеки эти были наполнены не только разнообразными яствами, реальными воспоминаниями запаха и вкуса, но и чем-то ещё, и Фёдор Иванович никак не мог понять чем. Чем-то до боли знакомым и тревожным. Силился обнаружить источник тревоги, и вдруг, как наяву, увидел лик жены и её постоянно меняющийся, как в калейдоскопе, взгляд, который становился то мудрым, то влюблённым, то задумчивым, а иногда и тоскливым. «Что за знамения такие? Откуда это?» – всполошился Иваныч. Взгляд был настолько живым и красноречивым, что он смутился и застеснялся. Застеснялся, хотя свидетелей, застукавших его, так сказать, на месте «преступления», не было и быть не могло. А следом и горечь, и укор: «Как же не замечал этих взглядов при жизни?». Вот и ещё одно «почему» родилось. Где он был всё это время? Кем был? Столько лет вместе прожили, а что о жене знает? Когда была молодая, восхищался, наглядеться не мог, обихаживал, а как привык, так и не стало ему никакого дела ни до того, что там у неё снаружи, ни до того, что внутри. Больше сорока лет вместе прожили, а спроси его сейчас кто-нибудь, что она за человек, растерялся бы. Вроде бы всё до боли знакомо, а что знакомо, и сам не знает. Почему так? «Старею», – не желая отвечать на вопрос, решил он. Встряхнул головой, вернулся к меню, и тут же принял решение изысками не заниматься: «Картошки с мясом нажарю, да и всё! Не графья, чай! Да и что за день-то такой особенный?», – сердито подумал он. Подумать-то подумал, но на самом деле день этот для них с другом был очень важен. И дело здесь вовсе не в самой пенсии, и даже не в том, что за три года эти посиделки стали традицией. Не каждый месяц, конечно, собирались, но старались не пропускать. Дело в самоуважении, которое им, никому не нужным пенсионерам, хотелось поддерживать хотя бы раз в месяц. Как припечёт нелёгкая, так и соберутся мировые проблемы решать. Месяца три назад зашёл за другом, и пока тот одевался, услышал от Надежды Михайловны поразившие до глубины души слова:
– Спасибо тебе, Федя!
– За что, Надюша?
– За Вову спасибо! За день этот!
– Не понимаю.
– Да что ж здесь непонятного? Неужели не помнишь, чем заканчивались его попойки?
– Ну, нашла пьяницу, – не согласился Иваныч.
– Я не о количестве говорю. Я – о качестве. Неужели не помнишь, что ни одна его пьянка добром не заканчивалась. Всегда что-нибудь случалось. И, слава Богу, что ничего очень страшного и непоправимого, но этого ведь можно было ожидать каждый раз. Неужели не понимаешь?
– Ну, чего ж не понимаю? – вынужден был согласиться Иваныч.
– А сейчас совсем не то. Приходит и в нём злобы нет, – улыбнулась Надежда Михайловна. – И матом перестал ругаться. Почти. Поэтому я назвала этот день «днём мудрых людей».
– Не вижу связи, – удивился Иваныч.
– Жил в Древней Греции философ по имени Сократ. Его до сих пор считают самым мудрым из людей, живших на Земле. Так вот. Он утверждал, что главное правило, которым должен руководствоваться человек в жизни, это – умеренность. Умеренность во всём. И, поскольку вы стали поступать так, как он советовал, я решила, что и вы стали мудрыми, поэтому так и назвала этот день.
– Стоп, Надя, стоп! На этом месте ставим точку! Перебор это!
– Почему?
– У меня чакры от речей твоих забило. Это я тебе как сантехник говорю, – ответил Иваныч, показав указательным пальцем на голову. – Прочищу, а там уж и подумаю над тем, что ты сказала.
– Что за чакры?
– Чакры? Ну…, это вроде как фановые трубы, – подумав, нашёл сравнение Иваныч.
– Это по которым нечистоты текут? – с подозрением спросила Надежда Петровна.
– Ну, да, но по чакрам текут мысли, хотя отличить многие из них от нечистот трудно даже сантехнику.
– И чем же ты свои чакры чистить собираешься?
– Не задавай глупых вопросов, Надя! Когда Юлечка была жива, она этим занималась. (Об определяющей роли скалки в этом процессе Иваныч благоразумно умолчал). А сейчас даже не знаю. Можно, конечно, головой об стену, но это больно, да и гарантии никакой, так что буду чистить тем, чем предки прописали.