Читаем День восьмой полностью

Оценки критиков в течение долгого времени считались «смешанными» по двум причинам. Во-первых, книга действительно получила больше неоднозначных замечаний, чем любой другой роман Уайлдера. Но важнее то, что эта сага о двух семьях из Коултауна вызвала неодобрение у некоторых влиятельных медиа, среди которых были «Нью рипаблик», «Нью-йоркер», «Нью-йорк таймс бук ревью», «Тайм мэгэзин» и «Нью-Йорк таймс (воскресное приложение)».

В общем, негативно настроенные критики нападали на сюжет, стилистику, проповеди в романе, его философию. Такие определения, как «скучный», «поверхностный», «многословный», «неестественный», «нравоучительный» и «педантичный» показывают, что именно им не понравилось. Две цитаты отражают уровень недовольства, который овладел критиками: «Дидактика в романе Уайлдера по-своему невинна, одновременно неинтересна, а также невежественна, как и характеры, которые он создал» («Нью-Йорк дейли ньюс рекорд»). «Как только в изложении возникает необходимость столкновения, автор отстраняется, возвращается к краткому исследованию вечных жизненных истин, а читатель лишается важных подробностей» («Тайм»). Наконец, появился знаменитый отвратительный отзыв Стенли Кауфмана в «Нью Рипаблик», который назвал «День восьмой» «незрелым и напыщенным», «шокирующим и неисправимо дурным», а также «книгой, которая не несет смысла».

Но тех, кто отрицательно отнесся к книге, оказалось меньшинство как в США, так и в англоязычном мире. Возможно, никто не оценил красоту момента так драматично, как критик из «Сидней морнинг геральд» (Австралия): «Это скорее монумент – одна из тех величественных фигур из бронзы, что смотрят куда-то вдаль, которая вдруг спустилась с пьедестала и начала говорить». Газеты и журналы были полны хвалебных статей, оценивавших книгу как «восхитительно сотканный рассказ», по выражению одного из обозревателей. Слова, которыми пользовались критики по эту строну ограды, включали в себя «роскошный», «блестящий», «классический», «сияющий», «трогательный», «захватывающий» и «полный мудрости» – термин определенно связанный с особой оценкой исследования Уайлдером природы добра и зла, веры и любви.

Многие отметили афористичность и иронию Уайлдера, цитируя для примера высказывания доктора Джиллиса в первый день нового, XX века, а также слова автора о том, что «долг стариков уступать место молодым». «[Роман] создает широкую и красочную картину с уверенной легкостью, что делает «День восьмой заметным литературным явлением», – замечает критик из лондонского «Спектейтора». Обозреватель из «Крисчен сайенс монитор» называет роман Уайлдера «произведением большого воображения», в котором автор «поднимает жизненно-важные вопросы, и осуществляет это с глубокой мудростью и интеллигентностью, недоступными никакому другому американскому писателю современности».

То, что Уайлдер предложил в романе некую сумму взглядов (что ему, конечно, не удалось сделать в «Грехах» и «Веках») было понятно большинству критиков, которые, в зависимости от собственного кругозора и знаний, нашли новой книге место в широком контексте его драматических и прозаических произведений. Опытные критики, такие как Малколм Каули и Грэнвил Хикс, которые были прекрасно осведомлены обо всех отзывах, высказались с изяществом в своих привлекших внимание публикациях. Все чаще будут появляться мнения о повторяющихся темах в произведениях Уайлдера: вопрос, поставленный в романе «Мост короля Людовика Святого»: существует ли какой-нибудь заданный свыше «план» жизни человека; в романе «Небо – моя обитель» писатель очарован мыслью, что «Америка выступает в роли катализатора новой жизни, которая вырастает из старой культуры». Критик Флинт из «Мичиган джорнэл» нашел параллели с темой, поднятой в «Женщине с Андроса»: «Самым утомительным из всех наших приключений было то путешествие по длинным коридорам сознания к последним залам, где веру возвели на престол». Но гораздо чаще комментаторы не рисковали заходить дальше специалистов по печати из «Харпер энд Роу», которые сделали рекламу книге, выпустили ее в суперобложке и откровенно связали с двумя знаменитыми драмами, получившими Пулитцеровскую премию: «Если пьеса «Наш городок» – каждый персонаж которой самобытен и актуален – выступает от лица других таких же американских городков, а пьеса «На волосок от гибели» полна чудес, которые сопровождают род человеческий на всем протяжении его существования, то роман «День восьмой» свободно перемещается во времени и пространстве, вплетая блестяще созданные образы Эшли и Лансингов в широчайший гобелен событий, который, собственно, и есть человеческая история».

Перейти на страницу:

Все книги серии Зарубежная классика (АСТ)

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века