Денарий кесаря

            Скользнув по отцу рассеянным взглядом, Никодим продолжал вырезать на желто-коричневой яшме голову Апполона. Зато широкоплечий, с косичкой под гладиатора парень, не столько полировавший, сколько пытавшийся удержать в грубых пальцах свинцовую печать, стряхнул с себя порошок из толченых раковин и бросился в угол, задевая стол с амулетами из александрийского стекла.

            Не по годам рослый, больше трех с половиной талантов[12] весом, он даже не заметил помехи. Лишь услышав грохот, оглянулся и заморгал, видя, как разбегаются по полу разноцветные скарабеи, птицы и львы…

            - Слон в лавке горшечника! – ахнул, бросаясь вниз, Апамей. – Стой! Куда?!

            Остановив шагнувшего на помощь Келада, он сам собрал уцелевшие амулеты, вслух подсчитал убытки и стал благодарить богов, что они не позволили, пока его не было, разрушить подвал или сжечь мастерскую.

            Келад морщился от каждого слова, как от удара. Никодим успокаивающе подмигнул ему: сейчас из отца, точно из откупоренной винной амфоры, выйдет едкий дух, и он станет таким, какой есть. И не ошибся.

            - Мать дома? – поднимаясь с колен, спокойно спросил Апамей.

            - Пошла в лавку, к зеленщику! – опередил Никодима Келад и досказал жалобным взглядом, что его могучее тело требует не моркови с сельдереем, а мяса.

            В другой раз Апамей не преминул бы напомнить, что не в силах обеспечить семью даже необходимым – в Сирии перестали покупать его скульптурки, геммы и амулеты; может, в Тире, на родине Келада, людям есть еще, что опечатывать, и там верят – если не в богов, так хоть в злых духов.

            Но сейчас он не обратил внимания на Келада и довольно потер ладони:

            - Тем лучше – не будет причитаний из-за продажи нашей кладовки!

            - Разве мы продаем ее? – рука Никодима дрогнула. В прическу Аполлона непрошенным волоском вкралась царапина.

            - Не медля!

            - Кому?

            - Одному богатому иудею, который только что купил часть нашего дома!

            - Как!.. – резец взвизгнул, грозя вконец погубить гемму. – Наш дом… продан?!

            - Увы, сынок! Боги помогают лишь тем, кто в состоянии приносить им щедрые жертвы. А что можем дать мы, кроме собственных слез?

            Горько вздыхая, Апамей сам направился за ларцом, где хранились письменные принадлежности.

            - Это что же получается? – уставился на Никодима Келад. – Я прибыл из Тира в Антиохию на поединки лучших гладиаторов Сирии, вижу вместо них петушиные бои во дворе да этот проклятый подвал… А твой отец продал дом и говорит – нет даже меди на тессеру в амфитеатр?!

            Вместо ответа Никодим поднял фигурку голубя с отбитым хвостом и принялся гладить его, как живого.