Денарий кесаря

            - Тебе что, ты в цирк не ходишь, ретиария от секурия не отличишь! – простонал Келад. – А я?..

            Никодим равнодушно пожал плечами.

            Келад выхватил амулет и швырнул в ящик со стеклянным боем:

            - Клянусь дубиной Мелькарта, сбегу от вас! Арену наймусь чистить! Убитых крюками выволакивать! Сам, если что, вызовусь биться!

            - Не надо! – поморщился Никодим и, опасаясь, что Келад снова начнет про крючья и кровь, торопливо шепнул:

            - Отец не мог продать дом!

            - Почему?

            - Да потому, что почти весь он принадлежит сирийцу Гору!

            - А чего он тогда сказал – нашего? – с вызовом спросил Келад.

            - По традиции! – Никодим клятвенно прижал ладони к груди: – Когда-то дом, действительно, был нашим. Но предки распродали его по частям, и до нас дошла только комната с кладовкой да этот подвал…

            - С кладовки хоть он даст на тессеру? – перебил Келад, но Никодим приложил палец к губам: отец, к которому вернулось прежнее настроение, уже подходил к столу.

            Насвистывая, он принялся выкладывать содержимое из ларца. На столе появились обрывки папируса, похожий на львиную морду слиток воска, кусок пемзы для подчистки ошибок – им Апамей стал тщательно разглаживать отобранный лист.

            - Вы даже не представляете, какую цену мне предложили за кладовку! – очинив ножиком тростниковый каламус, он воткнул его в глиняную чернильницу. – Как за целый дом! Ну, не дом… - перехватил он недоверчивый взгляд Келада. – Домик. Хорошо – комнату… Но никак не меньше, клянусь Тихэ!

            - А почему не Фортуной? – послышался сверху насмешливый голос. – В Риме давно так зовут эту капризную богиню!

            Все трое, как по команде, подняли головы.

            В дверном проеме, заслоняя солнце, стоял невысокий, полный мужчина в дорогой одежде.

            Багряная шелковая накидка, обшитая по краям голубыми кистями, была скреплена на его плечах фибулами с небесно-голубыми сапфирами. Белоснежный хитон перехватывал широкий, в тон накидке, пояс, приспустившийся под тяжестью кошеля. Голову покрывала белая, до лопаток, повязка с багряным обручем. К левой руке тонким ремешком была привязана кожаная шкатулочка. Поигрывая ею, мужчина нашел глазами Апамея и широко улыбнулся.

            Келад ахнул, подталкивая Никодима:

            - Гляди – зубы из золота! Вот бы встретить такого в темном проулке…

            Никодим потеснился от твердого, как у статуи, локтя и, сгорая от любопытства, кивнул на шкатулку:

            - А это у него зачем?