Der Tod und das Mädchen (Смерть и девушка)

для обсуждения этой темы9. В отчаянии метафизика последовательно изобретает

ад, рай, бессмертную душу, вечные наказание и награду – все, что угодно, только

бы не сталкиваться со смертью всерьез. Смерть – из другой картины мира, она не

только удобна, но и необходима материалистам, обитателям естественной

истории; для них она – просто для жизни новой. Для всех прочих смерть, прежде

всего, помеха в рассуждении, закладка в дневнике, палка в колесе. Осознание

реальности и осмысленности смерти суть смертный приговор метафизике. В

метафизических проектах (на их потребу) тем или иным образом заложена вечная

(не слишком желанная, не непременно индивидуальная, но все же) жизнь. Она же

надежда, наказание, неизбежность. Вечные муки в аду – замечательное алиби

отвергающего смерть идеалиста. Итак, либо вечность, либо смерть! Если бы при

8 Что такое рождение – тоже. Отсюда легенда об оплодотворяющем северном ветре.

9 Ровно по той же причине она не в состоянии обсуждать реальный мир вообще.

46

этом метафизики хоть отчасти представляли, что такое время! Вечность – это

гораздо проще и надежнее, тем более, что страх перед адом всегда сильнее, чем

надежда на рай. Поэтому некая социально значимая книга прямо утверждает, что

смерти нет. Другая, также неистребимая, столь же прямолинейно внушает, что

рая нет. По сути, обе они признаются, что ничего разумного сказать о смерти не

могут. Куда там! Даже Сократ, устами Платона, рассуждающий о смерти, впервые

по-настоящему неубедителен.

Признаваясь в своей беспомощности, метафизика пытается смерть

игнорировать, со смертью мириться, через смерть переступать. Еще одна

возможность – с ней сблизиться. Смерть не страшна. Она не реальна. Она не

цель, а средство. Особенно в руках слабого.

Это последнее утверждение нам, несомненно, что-то напоминает.

Разумеется, позывом к самоубийству по метафизическим мотивам никого уже

добрых две с половиной тысячи лет не удивишь. Кроме эпикурейцев, разумеется,

предпочитавших расставаться с жизнью по другим, мирским причинам. Через этот

позыв с пифагоровых времен проходит почти каждый одаренный юноша (девушки

– гораздо реже). С годами он обычно слабеет, хотя случаются рецидивы. Сенека,

хоть и призывал возлюбить смерть, вскрыл вены лишь после прямого приказа

Нерона, и то неохотно. Павезе, как свидетельствуют критики и очевидцы,

упивался этим позывом едва ли не до самого конца. Смакование самоубийства

как относительно легкого способа избавления от всевозможных болезненных

проблем стало одной из его жизненных установок. Но избавление от проблем

почти всегда не есть их решение! Как же быть с самими проблемами?

Павезе говорил о самоубийстве в своих ранних стихах ("ночь, когда

последняя иллюзия и все страхи покинут меня"), в своих поздних стихах, в

письмах, в дневниках. Вот примерная прозаическая цитата из эпистолярного

источника: "Я постоянно живу с мыслью о самоубийстве в голове". Лайола много и

подробно рассуждал на эту тему, именно ее он, прозрачным образом цитируя

строку из переведенного выше стихотворения, вынес в заглавие своей книги о

Павезе. Лайола без труда доказал, что таким интересным образом Павезе

именовал то ли свою склонность к самоубийству – то ли свою тягу к смерти.

Чего Лайола не опознал – это литературных корней и того, и другого. И

идиомы ("абсурдный порок"), и самой склонности. Корней чужеземных,

английских. Но самому Павезе вполне родных.

47

Начну с идиомы. Честно говоря, ее английское происхождение было

очевидно для меня с самого начала. К сожалению, до меня не сразу дошло, куда

оно ведет. Будь я, как Павезе, специалистом по английской литературе, поиски

стали бы короче и драматичнее. Увы, я уверенно пошел в неверном направлении;

в итоге кипа книг на моем столе стала угрожающе высокой, а копание в них

увлекательным и бессмысленным. Между тем, восхитительный ответ буквально

лежал на поверхности. Полагаю, читатель сейчас весело надо мной посмеется.

Павезе с самого начала прекрасно знал, у кого похитил свое сокровище. Оно

в течение почти трехсот лет единолично принадлежало Джонатану Свифту и было

спрятано в последнем издевательском абзаце "Путешествий Гулливера". Даже в

его последней строке:

"But the Houyhnhnms, who live under the government of reason, are no more proud of the good qualities they possess, than I should be for not wanting a leg or an arm; which no man in his wits would boast of, although he must be miserable without them. I dwel the longer upon this subject from the desire I have to make the society of an English Yahoo by any means not insupportable; and therefore I here entreat those who have any tincture of this absurd vice, that they will not presume to come in my sight."

Дабы все стало ясно, приведу чуть более пространный кусок перевода:

"Мне было бы гораздо легче примириться со всем родом еху, если бы они

довольствовались теми пороками и безрассудствами, которыми наделила их

природа. Меня ничуть не раздражает вид судейского, карманного вора,

полковника, шута, вельможи, игрока, политика, сводника, врача, лжесвидетеля,