Der Tod und das Mädchen (Смерть и девушка)

Things standing thus unknown, shal live behind me!

Скрой тайна все, осталось бы по мне!

If thou didst ever hold me in thy heart

Когда меня в своем хранил ты сердце,

Absent thee from felicity awhile,

То отстранясь на время от блаженства,

And in this harsh world draw thy breath in pain,

Дыши в суровом мире, чтоб мою

To tel my story.

Поведать повесть.

Б.Пастернак

52

Гамлет:

…все кончено, Гораций.

Ты жив. Расскажешь правду обо мне

Непосвященным.

Горацио:

Этого не будет.

Я не датчанин – римлянин скорей.

Здесь яд остался.

Гамлет:

Если ты мужчина,

Дай кубок мне. Отдай его. – Каким

Бесславием покроюсь я в потомстве,

Пока не знает истины никто!

Нет, если ты мне друг, то ты на время

Поступишься блаженством. Подыши

Еще трудами мира и поведай

Про жизнь мою.

Лозинский талантливо и благородно избежал нескольких опасных мест. Так,

он удовлетворительно перевел to the unsatisfied из третьей строки как

"неутоленным". По замыслу автора тут должно было бы стоять нечто среднее

между "неудовлетворенным" и "жаждущим крови", однако, согласимся, и

"неутоленным" – находка. Далее, его вариант пассажа о wounded name ("О друг, какое раненое имя, скрой тайна все, осталось бы по мне…") гениален; благодаря

ему и еще нескольким находкам перевод Лозинского, а не Пастернака считается

по сей день "официальным" переводом "Гамлета". Но посмотрите, что сделал

Лозинский с критически важной строкой: I am more an antique Roman than a Dane, буквально – "Я больше древний римлянин, чем датчанин", то есть: для меня

самоубийство – естественный выход из положения. Лозинский выворачивает ее с

точностью до наоборот: "Я римлянин, но датчанин душою". Что должен подумать

читатель? И еще. Гамлет вовсе не просит Горацио "поведать правду". Он говорит, как ни странно, сухим юридическим языком. Его "дело" ( case) должно быть

корректно изложено. Не более того.

Пастернак в случае с римлянином вполне корректен (хотя эстетически

перевод не впечатляет): "Я не датчанин – римлянин скорей". Зато он начисто

запарывает все прекрасное, что вложил в этот отрывок Шекспир. Лозинский тоже

53

не всегда порождает адекватную красоту – но он хотя бы соотносится с находками

оригинала.

Великолепное противопоставление жизни и смерти

Horatio, I am dead;

Thou livest;

("я умер – ты жив") Пастернак превращает в бессмысленное, даже смешное

…все кончено, Гораций,

Ты жив.

Уже упомянутых unsatisfied он столь же бессмысленно превращает в

"непосвященных". Прекрасные слова Горацио о яде: Here's yet some liquor left ("Здесь осталось еще немного ликера [алкогольного напитка]"), Пастернак

выхолащивает: "Здесь яд остался". Что вовсе непростительно для

прославленного классика, одну из вершин мировой лирики ( a wounded name)

O good Horatio, what a wounded name,

Things standing thus unknown, shall live behind me!

превосходно проинтерпретированную Лозинским, Пастернак бесталанно и грубо

убивает:

Бесславием покроюсь я в потомстве,

Пока не знает истины никто!

Что бы это могло значить?

Наконец, прекрасную, имеющую классические корни строку о жизни как

болезненном дыхании ( And in this harsh world draw thy breath in pain) Пастернак

уничтожает:

Подыши

Еще трудами мира…

54

Жуть.

Я предлагаю за компанию с прочими свой нехитрый перевод этого отрывка:

Hamlet

Horatio, I am dead;

Горацио, я умер;

Thou livest; report me and my cause aright

Ты жив; представишь тяжбу обо мне

To the unsatisfied.

Всем беспокойным.

Horatio

Never believe it:

Сам тому не веришь.

I am more an antique Roman than a Dane:

Я больше римский стоик, чем жуир,

Here's yet some liquor left.

Да и ликер остался!

Hamlet

As thou'rt a man,

Как мужчина,

Give me the cup: let go; by heaven, I'l have't.

Подай мне кубок; черт; он будет мой.

O good Horatio, what a wounded name,

О милый, что за раненое имя

Things standing thus unknown, shal live behind me!

В неведенье переживет меня!

If thou didst ever hold me in thy heart

Нет, если я в твоем остался сердце,

Absent thee from felicity awhile,

Поступишься блаженством ненадолго,

And in this harsh world draw thy breath in pain,

И, больно дуя в этот горький мир,

To tel my story.

Расскажешь обо мне.

Любопытное, даже центральное для нас дело: явный гетеросексуал (и, как

Павезе, женоненавистник) Гамлет по ходу дела открыто признается, что, в

отличие от Горацио, он не вполне мужчина. Мужчина (в отличие от юноши)

способен ненадолго отказаться от яда и отдать его товарищу. Принц тяжко болен

("абсурдным пороком"); вместо того, чтобы взять в свои руки власть над Данией, он подает голос за другого. Слишком похоже на Павезе, чтобы быть правдой!

Вероятно, впрочем, что и Горацио не обладает "истинно нордическим

характером". Слишком легко, с полуслова, понимает он Гамлета, слишком

радостно ему присоединиться к умирающему другу. Если, как полагает Гамлет, и

для Горацио смерть – блаженство, они составляют идеальную, но не слишком

приятную пару. Тем не менее, Гамлет, пресыщенный совершенным им в