Der Tod und das Mädchen (Смерть и девушка)

10 Несомненно, это обстоятельство было замечено задолго до меня. Писатель и переводчик Р. Нудельман напомнил, что именно так, к примеру, интерпретировал монолог Гамлета А. Шопенгауэр: " The essential purport of the world-famous monologue in Hamlet is, in condensed form, that our state is so wretched that complete non-existence would be decidedly preferable to it. Now if suicide actual y of ered us this, so that the alternative ’to be or not to be’ lay before us in the ful sense of the words, it could be chosen unconditional y as a highly desirable termination (’a consummation devoutly to be wish'd’ [Act I I, Sc. I.]). There is something in us, however, which tel s us that this is not so, that this is not the end of things, that death is not an absolute annihilation. "

50

Безмерный талант Шекспира заставляет читателя проглотить главную

аксиому Гамлета – пустота прекрасна. Примем ее на минуту и мы. Что дальше?

Удар кинжалом, конечно, удовольствие маленькое, но ведь существуют и иные

способы ухода. Скажем, сильнодействующий яд или пистолет. Самое главное –

правильно понять намек. Шекспир, более или менее последовательный атеист,

весело подмигивал читателю: мы оба превосходно знаем, что там, после смерти,

и в самом деле ничего нет. Бояться нечего! И терять тоже – при условии, что

жизнь действительно неудачная, унизительная шутка. Осталось только найти

быстрый и безболезненный патент.

В шестнадцатилетнем возрасте все мы отчасти, если не более того, Гамлеты.

Инфантильный (не побоимся) Павезе сохранил подростковое отвращение к

реальности и в зрелом возрасте. Это обстоятельство не мешало ему здраво

квалифицировать страсть к самоубийству то как болезнь, то как порок. Гордость

Свифта и гордость Гамлета, единых в своем отвращении к жизни (я рекомендую

всякому, кто хоть немного сомневается в человеконенавистничестве Джонатана

Свифта, перечитать знаменитое эссе Орвелла о его творчестве), изящно названы

им "абсурдным пороком". Павезе был им заражен, сознавал это, даже гордился –

но, тем не менее, вместе с Шекспиром отлично знал, как следует возражать

Гамлету.

Гамлет, смертельно больной "абсурдным пороком", не искал рационального

выхода из драматической ситуации, в которую поставили его сюжетные

обстоятельства. Он вовсе не намеревался убить Клавдия и завладеть престолом,

как герой мрачной новеллы, откуда Шекспир позаимствовал сюжет своей

трагедии. Зачем ему престол? Собственно, именно потому, что править Данией

унизительно, Гамлет и не убил Клавдия во время молитвы. Для юного принца

гибель отца – не столько позорное злодеяние, сколько органическая часть

картины мира и, следовательно, еще один повод для расчета с жизнью. После

беседы с призраком Гамлет создал великолепный план (недурной вопрос – о чем

он думал раньше): он решил уйти из жизни, но не один, умереть – но вместе с

Клавдием, еще точнее – устранить его перед тем, как уйдет сам. Осуществлением

этой фантазии (месть плюс благородный уход, невозможный, недостойный, пока

месть не свершится; в свою очередь, свершив ее, жить недостойно) и стала дикая

заключительная сцена трагедии с несимпатичной горой трупов. К сожалению, она

вполне осмысленна, ибо дарит Гамлету искомый катарсис, насыщение его

"абсурдного порока". Лишь на пороге смерти, совершив все, что задумал,

51

вдобавок, ощутив действие яда, Гамлет на минуту светлеет (увы, как и Павезе, обратившийся за помощью к Маяковскому и к "Королю Лиру"). Последним

значимым поступком (но не последними словами, о словах ниже) умирающего

Гамлета становится предотвращение самоубийства Горацио. От давно

задуманного самоубийства – к продлению жизни друга, также рвущегося умереть.

Пусть ненадолго. Впрочем, и в этот момент Гамлет называет смерть felicity –

блаженством – и допивает кубок с ядом.

Несколько попутных слов о переводах релевантных кусков "Гамлета".

Давайте еще раз убедимся, как страшно нас обманули; наиболее вопиющие места

выделены красным.

М.Лозинский

Гамлет:

Horatio, I am dead;

Горацио, я гибну;

Thou livest; report me and my cause aright

Ты жив, поведай правду обо мне

To the unsatisfied.

Неутоленным,

Горацио:

Never believe it:

Этому не быть;

I am more an antique Roman than a Dane:

Я римлянин, но датчанин душою;

Here's yet some liquor left.

Есть влага в кубке.

Гамлет:

As thou'rt a man,

Если ты мужчина,

Give me the cup: let go; by heaven, I'l have't.

Дай кубок мне; оставь; дай, я хочу.

O good Horatio, what a wounded name,

О друг, какое раненое имя,