Читаем Дерек Джармен полностью

И все же решение, принятое им в 1974 году, было исключительно важным, поскольку в результате творческая энергия Дерека в кино оказалась направленной на создание собственных фильмов. Он надеялся уговорить своего друга Патрика Стида написать сценарий. Дерек уже какое-то время планировал со Стидом фильм о св. Себастьяне (похоже, идея принадлежала Стиду). Очевидно, Дерек чувствовал в 1973–1974 годах, что Стид не особенно заинтересован в проекте, но ему ничего не оставалось, кроме как ждать сценарий[56]. Дерек провел несколько месяцев 1974 года в Нью-Йорке. Он взял с собой фильм «В тени солнца», снятый на Super 8. Он наслаждался случайным сексом, но (как и в 1964 году) был сбит с толку необъяснимым американским притворством и счел поездку неудовлетворительной: «Я несовместим с Нью-Йорком по темпераменту. Кажется, мои поездки сюда вызваны стремлением к саморазрушению»[57].

Перед тем как мы оставим эти годы, центральной точкой которых является прекрасная, залитая солнцем комната в Бэнксайде, нужно рассмотреть еще одно, совершенно отдельное, направление в творческой деятельности Дерека. В 1972 году он опубликовал в «Беттиском Пресс» томик стихов «Палец во рту у рыбы». Зеркальная серебристая обложка была украшена подписью Дерека и написанным им от руки названием сборника. На ней также была фотография (Вильгельма фон Глодена), изображающая ухмыляющегося молодого человека в широкополой соломенной шляпе, который, глядя на нас, держит летающую рыбу и касается ее рта указательным пальцем правой руки. Остается только гадать, как соотносится эта обложка и помещенные под ней стихотворения. В содержании некоторых из них явно ощущается рубеж двух эпох Средиземноморья, но, если зеркальная поверхность обложки в сочетании с подписью Дерека и говорит что-то о субъективности и объективности, то лишь отражает неубедительность и очевидность этих важнейших элементов поэзии в целом. На самом деле поэзия никогда успешно не решала вопрос о субъективности/объективности, поэтому некоторые стихотворения символического характера выглядят довольно запутанными. На поэзию Дерека в те времена оказали влияние имажизм, сюрреализм, Т. С. Элиот и битники. Одна из идей битников была броско сформулирована Алленом Гинзбергом: «Отточенный ум, отточенное искусство». Если психологическая (интеллектуальная и эмоциональная) и духовная подготовительная работа была выполнена писателем хорошо, то и искусство будет хорошим. Кое-что из этого есть и у Джека Керуака в его «cписке самого необходимого» из «Веры и техники современной прозы» (1955). Кажется, Дерек еще не достиг полной самостоятельности в этих сложных вопросах.

Позднее Дерек, казалось, осознавал слабость своего сборника: Кит Коллинз говорит, что он, как правило, открещивался от него, отвергая как плохие стихи[58]. До сих пор самое обширное обсуждение этой книги было у Стивена Диллона, который анализирует преднамеренные аномалии в последовательности стихотворений (например, «Стихотворение III» — это четырнадцатая поэма в сборнике) и характер их текста и образов[59]. Каждое стихотворение состоит не только из слов, но и из репродукций старинных открыток, и стихотворения размещены на страницах так, чтобы каждому из них достался разворот с картинкой на левой стороне и текстом на правой. Таким образом, книга принадлежит к случайным формальным экспериментам того периода с целью понять, что представляет собой литература (что привело к публикации романов, проиллюстрированных фотографиями, или — в случае Б. С. Джонсона — романа, главы которого можно читать в произвольном порядке и который был опубликован не как переплетенная книга, а в виде отдельных листов в коробке)[60].

Использованные Дереком образы создают большие проблемы в интерпретации. Например, он напечатал свое «Стихотворение I» в «Дэнсинг Ледж», в той главе, где он вспоминает о Роне Райте и пробуждении своей сексуальности в 1964 году, и там оно, кажется, вполне имеет смысл, поскольку метафора, связанная с садоводством, перекликается с представлением о любви, как об опиуме[61]:

В тишинемирозданьятанцуют белые макимоей любви

То же самое стихотворение появляется и в качестве песни в черновике сценария «Доктор Джон Ди и Искусство зеркал»[62]. Но как можно интерпретировать тот факт, что в «Пальце во рту у рыбы» это стихотворение размещено ближе к концу тома напротив фотографии пожилого Анри Матисса, который смотрит на него сквозь пространство страницы (и в частности, как мы должны узнать Матисса)?

Предыдущее стихотворение под номером 29 отсылает к открытке с изображением «Сада в Луксоре» (к той же открытке, которую Дерек использовал в одноименном фильме). Египетская тема объединяет в книге несколько стихотворений. Стихотворение 29 озаглавлено «Фрагменты стихотворных слов март 64»:

Перейти на страницу:

Все книги серии Критические биографии

Сергей Эйзенштейн
Сергей Эйзенштейн

Сергей Михайлович Эйзенштейн (1898–1948) считается одним из величайших режиссеров мирового кино за все время его существования. Кроме того, за последние десятилетия его фигура приобрела дополнительные измерения: появляются все новые и новые материалы, в которых Эйзенштейн предстает как историк и теоретик кино, искусствовед, философ, педагог, художник.Работа британского исследователя Майка О'Махоуни представляет собой краткое введение в биографию этого Леонардо советской эпохи. Автор прежде всего сосредоточивает внимание на киноработах режиссера, на процессе их создания и на их восприятии современниками, а также на политическом, социальном и культурном контексте первой половины XX века, без которого невозможно составить полноценное представление о творчестве и судьбе Эйзенштейна.

Майк О'Махоуни

Публицистика
Эрик Сати
Эрик Сати

Эрик Сати (1866–1925) – авангардный композитор, мистик, дадаист, богемный гимнопедист Монмартра, а также легендарный Вельветовый джентльмен, заслуженно является иконой модернизма. Будучи «музыкальным эксцентриком», он переосмыслил композиторское искусство и выявил новые методы художественного выражения. Но, по словам Мэри Э. Дэвис, автора книги, «Сати важен не только для авангарда, но и для фигур, полностью вписанных в музыкальный мейнстрим – например, для Клода Дебюсси и Игоря Стравинского», а его персона давно заняла особое место в музыкальной истории человечества.Настоящая биография не только исследует жизнь композитора, но и изучает феномен «намеренного слияния публичного образа и художественного дара» Сати, а также дает исчерпывающий портрет современной ему эпохи.

Мэри Э. Дэвис

Музыка / Научпоп / Документальное

Похожие книги

Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Искусство жизни
Искусство жизни

«Искусство есть искусство жить» – формула, которой Андрей Белый, enfant terrible, определил в свое время сущность искусства, – является по сути квинтэссенцией определенной поэтики поведения. История «искусства жить» в России берет начало в истязаниях смехом во времена Ивана Грозного, но теоретическое обоснование оно получило позже, в эпоху романтизма, а затем символизма. Эта книга посвящена жанрам, в которых текст и тело сливаются в единое целое: смеховым сообществам, формировавшим с помощью групповых инсценировок и приватных текстов своего рода параллельную, альтернативную действительность, противопоставляемую официальной; царствам лжи, возникавшим ex nihilo лишь за счет силы слова; литературным мистификациям, при которых между автором и текстом возникает еще один, псевдоавторский пласт; романам с ключом, в которых действительное и фикциональное переплетаются друг с другом, обретая или изобретая при этом собственную жизнь и действительность. Вслед за московской школой культурной семиотики и американской poetics of culture автор книги создает свою теорию жизнетворчества.

Шамма Шахадат

Искусствоведение
Учение о подобии
Учение о подобии

«Учение о подобии: медиаэстетические произведения» — сборник главных работ Вальтера Беньямина. Эссе «О понятии истории» с прилегающим к нему «Теолого-политическим фрагментом» утверждает неспособность понять историю и политику без теологии, и то, что теология как управляла так и управляет (сокровенно) историческим процессом, говорит о слабой мессианской силе (идея, которая изменила понимание истории, эсхатологии и пр.наверноеуже навсегда), о том, что Царство Божие не Цель, а Конец истории (важнейшая мысль для понимания Спасения и той же эсхатологии и её отношении к телеологии, к прогрессу и т. д.).В эссе «К критике насилия» помимо собственно философии насилия дается разграничение кровавого мифического насилия и бескровного божественного насилия.В заметках «Капитализм как религия» Беньямин утверждает, что протестантизм не порождает капитализм, а напротив — капитализм замещает, ликвидирует христианство.В эссе «О программе грядущей философии» утверждается что всякая грядущая философия должна быть кантианской, при том, однако, что кантианское понятие опыта должно быть расширенно: с толькофизикалисткогодо эстетического, экзистенциального, мистического, религиозного.

Вальтер Беньямин

Искусствоведение
Дягилев
Дягилев

Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) обладал неуемной энергией и многочисленными талантами: писал статьи, выпускал журнал, прекрасно знал живопись и отбирал картины для выставок, коллекционировал старые книги и рукописи и стал первым русским импресарио мирового уровня. Благодаря ему Европа познакомилась с русским художественным и театральным искусством. С его именем неразрывно связаны оперные и балетные Русские сезоны. Организаторские способности Дягилева были поистине безграничны: его труппа выступала в самых престижных театральных залах, над спектаклями работали известнейшие музыканты и художники. Он открыл гений Стравинского и Прокофьева, Нижинского и Лифаря. Он был представлен венценосным особам и восхищался искусством бродячих танцоров. Дягилев полжизни провел за границей, постоянно путешествовал с труппой и близкими людьми по европейским столицам, ежегодно приезжал в обожаемую им Венецию, где и умер, не сумев совладать с тоской по оставленной России. Сергей Павлович слыл галантным «шармером», которому покровительствовали меценаты, дружил с Александром Бенуа, Коко Шанель и Пабло Пикассо, а в работе был «диктатором», подчинившим своей воле коллектив Русского балета, перекраивавшим либретто, наблюдавшим за ходом репетиций и монтажом декораций, — одним словом, Маэстро.

Наталия Дмитриевна Чернышова-Мельник

Биографии и Мемуары / Искусствоведение / Документальное