Дерек Джармен

Морской менестрель
мистраль
воющий среди гардений на авеню

за соснами и дроком

разносящий пыль

ты привратник

забытых ландшафтов
изгиб дороги
изгиб скалы

вздыхая он кладет цветок

к цветку
раздавленному лошадиными копытами
бережно вместе
тычинки и чашелистик
лепесток и зеленый стебель
он показал всадникам путь

стена разрушилась

дуновения ветра посеяли розы
ветром
ветер, завывающий в разрушающихся горах

здесь плиточный двор

из голубой майолики
и что бы сказал Сезанн
о голубых камнях
уложенных внахлест
брошенных и выдолбленных ветром

Образ сада; эрозия искусства и природы; склеивание осколков в пространстве классической античности; отсылка к модернистскому искусству в контексте Египта (здесь подразумевается разрыв или преемственность? Конечно, последнее: Сезанну было бы что сказать). Все это связывает различные темы; некоторые из них можно проследить на протяжении всей жизни Дерека, другие же были особенно присущи ему в начале 1970-х, когда он открыл для себя Super 8 и почти в то же самое время — алхимию, и часто упоминал в своих работах Древний Египет. Ибо предположительно оккультисты Древнего Египта наслаждались золотым веком, когда эзотерическое знание, искусство и религия были переплетены в неразрывном единстве. Через голубые плитки, розы, воспоминания о забытых ландшафтах, использование самих открыток как способа переместиться из настоящего в ландшафты своей мечты, Дерек начинает складывать из кусочков идеальный мир. Он, конечно же, подвержен эрозии, которая разрушает даже горы, но все же он подразумевает возможность наслаждения.

Последнее стихотворение книги («Стихотворение VII Прощание») возвращает нас к египетской теме благодаря открытке с пирамидами. С элегичным настроением поэт перебирает все то, чего достиг в книге: «В Италии мы ожидали новых форм / и изобрели розарии / в земле обетованной рекламных щитов / магистрали ведут в никуда». Элегическое чувство углубляется в заключительных строках:

мы строим мраморный памятник
чтобы поставить на могилу
дни сочтены
мы доказали, что проиграли

В январе 1975 года Дерек встретил Джеймса Уоли, молодого выпускника, мечтавшего стать кинопродюсером. Уоли сразу же заинтересовался проектом о св. Себастьяне. Как только Дерек почувствовал, что работа над фильмом вот-вот может начаться, он исключил Патрика Стида из команды. После того как фильм вышел на экраны, Стид собирался подать в суд, поскольку в основе проекта лежал его сценарий. Но вместо этого он ограничился лишь парой оскорблений в адрес Дерека. Дереку всегда было непросто со Стидом. Воображение последнего тяготело к жутким и нигилистическим вещам, и Дерек, возможно, решил, что проект будет иметь больше шансов на успех с энергичным сангвиником Уоли и без участия Стида. К тому же в 1968 году Стида вместо Дерека пригласили принять участие в выставке, организованной другом Дерека Питером Логаном. Дерек был какое-то время очень расстроен и, возможно, в исключении Стида из проекта был и определенный элемент мести.

Глава 4 Полнометражные фильмы 1970-х

Вот так Дерек и оказался режиссером полнометражного художественного фильма, хотя никогда и не учился этому в привычном смысле слова и даже не работал помощником режиссера. Начало 1970-х было временем экспериментов, тем не менее Дерек уже имел некоторый опыт — он снимал фильмы на Super 8, такие как «Пляска смерти» (1973) и «Искусство зеркал» (1973). Поскольку и продюсер, и режиссер были абсолютными новичками в производстве большого фильма, они разумно решили нанять опытного и квалифицированного монтажера и помощника, Пола Хамфресса. Возможно, именно благодаря ему, а также маленькой и компетентной команде фильм смотрится так хорошо. Итальянский друг Дерека обеспечил доступ к части побережья Сардинии для осуществления съемок, и летом 1975 года Дерек смог воссоздать там мечту об античности, разбитую из-за отказа от преемственности в области живописи, примером чего послужило закрытие отделения античности в Слейде десять лет назад. В новой кинематографической среде изолированный форпост поздней Римской империи обрел очертания. По крайней мере на какое-то время этот образ античного мира стал олицетворением идиллии с обнимающимися мужчинами, в которой была создана и подвергнута исследованию странная поэзия предметов и слов.