Мрачно продвигаясь ‹…› [Фильм] вызывает нежелание смотреть другой фильм в тот же день ‹…› тягостный, дикий ‹…› визуально богатый ‹…› Видишь эти лица, напряженные, развратные и живописные, распутные, насмешливые и прекрасные ‹…› Дерек Джармен схватил ‹…› он убежден, что есть смысл в необузданном, андеграундном обществе, полном насилия. Актеры хорошо играют. Но все же особенно важны сами лица. Найти в современном мире такое воплощение прошлого — само по себе триумф[140]
.И, кажется, что это было триумфом для «кинематографа малых жестов» Дерека. В одном из интервью он сказал о моментах без видимого действия в фильме: «Я сосредоточился в „Караваджо“ на маленьких жестах — такие мелочи, как мерцание глаза ‹…› слеза на щеке»[141]
. Здесь подразумевается, что уроки, извлеченные из 8 мм, были применены к другой форме — 35 мм. Но горестные лица — действительно характерная черта искусства Караваджо.В картинах Караваджо всегда есть нечто большее, чем безупречный законченный реализм, настолько упоительный, что он выглядит словно окрашенным любовью. Дополнительным элементом является протяженная психологическая или духовная жизнь персонажей. Так, в картине, изображающей святого Матфея, апостол, который, кажется, не привык писать, но при этом должен написать Евангелие, склонился над столом, словно над верстаком. Должно быть, ему напомнил то, что он хотел сказать, ангел, ниспосланный для этой цели добрым Богом. В «Отдыхе на пути в Египет» ангел был ниспослан, чтобы помочь Святому семейству. Ангел играет на скрипке, убаюкивая Богоматерь и младенца, но он не знает музыку наизусть, поэтому Иосиф услужливо держит ноты, чтобы он (и мы) могли их читать. Выражение лица Иосифа — сосредоточенное, серьезное, немного усталое и скептическое. В другой картине, на которой святого Петра прибивают к кресту, он изгибается вверх, чтобы следить за работой прибивающего, как будто его главной заботой сейчас является, насколько хорошо она будет выполнена. Дерек отлично передает это качество живописи Караваджо, сначала в первых кадрах, где мать немого Джерусалемме стоит и тихо плачет, в то время как ее сын уходит, чтобы жить своей жизнью в качестве помощника Караваджо, а потом, ближе к концу, когда человек, занятый в сцене снятия с креста, смотрит прямо в камеру. В обоих случаях были использованы непрофессиональные актер и актриса, и съемка занимала несколько секунд, и за это время протяженность становится очевидной.
Фильм, в котором чувствуется влияние итальянского неореализма, визуально впечатляет, в том числе и благодаря дизайну Кристофера Хоббса, костюмам Сэнди Пауэлл и операторской работе Габриэля Беристейна, отмеченной призом на Берлинском кинофестивале. В фильм также привлечены талантливые актеры, такие как Шон Бин, на отличную игру которого во многом опирается фильм, а для Тильды Суинтон это была ее первая роль в кино. Если проблема и есть, то она заключается в сценарии, измученном многократными переписываниями, как указали в то время некоторые критики[142]
. В этом фильме люди редко общаются друг с другом. Обычно персонаж делает заявление, после чего наступает тишина. Однако центральный бисексуальный треугольник (Лена, Рануччо, Караваджо) убедил критиков. Для Марка Финча они были «грязными в своем отчаянии и хитрыми в познании желания и его непреложности»[143]. «Его страсть говорит сама за себя», написал Марк Кастель в«Караваджо» (1986)
Хотя «Караваджо» и не стал лучшим фильмом Дерека, не завоевал для него каких-либо наград, он выполнил другую важную функцию — Дерек наконец-то завоевал доверие. «Триумф режиссера как ученого и как мечтателя» — так была озаглавлена статья в