Читаем Дерек Джармен полностью

Заметки Дерека к «Прощанию с Англией» предоставляют захватывающую возможность наблюдать за работой кинематографической поэзии. Эта книга, большая, как фотоальбом, и, кажется, записанная непрерывно, а не разделенная на отдельные части, показывает, как появляются, развиваются, разрабатываются и отбрасываются идеи режиссера. В начале первого блокнота, например, фильм задумывался как серия сказок, рассказанных пауком под стеклянным колпаком[162]. Версия с закадровым голосом императора Хирохито появляется на фоне интенсивного раздумья над Уильямом Блейком и «Дуврским берегом» Мэтью Арнолда. Во всех ранних заметках о различных проектах, которые сливаются и почти плавно переходят друг в друга, можно найти фрагменты того, что потом превратилось в закадровый текст. Удивительно, как Дереку удалось отобрать хорошие части из остального набора разрозненных абзацев, предложений и отрывков. Конкретные и датированные ссылки исчезают: «В плутониевой тайне английского пригорода», превращается во «в тишине английского пригорода» в фильме. «Министерский бюрократ вытравил последний лютик в Лэнгтоне на прошлой неделе» превращается в «и лишь министерский бюрократ травит лютики». Конкретная ссылка, которая пропадает в окончательном варианте, безусловно, указывает на деревню Лэнгтон Матраверс в любимом Дереком Дорсете. Кроме того, блокноты содержат более поздние примечания: в начале, «в мае 1986 года после ядерной аварии более формальный фильм, кажется, по сути устаревшим. После января ситуация изменилась: случилась кампания в Ливии и советская авария». К середине заметок, где идеи для фильма были переименованы в «3 минуты до полуночи» Дерек размышляет о природе фильма:

Может ли эта меланхолия при всей ее бездеятельности превратиться в фильм / фильм, который [слово вычеркнуто] проецирует другой вымысел, заимствованный, приспособленный; может ли фильм так сильно зависеть от насилия, содержащегося в сюжете. Быстрая смена кадров. По-настоящему быстрая. Окончательный вариант сделать закат представить эти цветы трудности бытия трудности быть в…

В этом месте заметок Дерек начинает повторять и переписывать ранние стихи. Все эти пространные записи перемежаются с вклеенными открытками, закрашенными Дереком черным, на которых золотыми чернилами от руки записаны заметки для зрительных образов: «Тильда в Киммерхэйме», «Добавить кадры тротуаров с низкой точки и т. д.», «Два парня, курящих косяки. Лучше, чем сцена выше». «Тильда и Английская Роза». «Обнаженный юноша на лошади». Похожая заметка из следующего блокнота «Возможно, кадр с дождем в луже» напоминает нам о голландском немом фильме режиссера Йориса Ивенса, этого режиссера Дерек несколько раз восхищенно упоминает в «Современной природе» — кстати, в литературе его никогда не включают в список людей, повлиявших на Джармена. Однако, особенно хочется подчеркнуть, что в этих блокнотах поэтические слова и конкретные образы планируются и размещаются вместе. Медитативный субъективный поэтический блокнот заменил традиционный сценарий в качестве проводника для творческой работы.

Фильм вызывает восторженное волнение, несмотря на мрачные образы, и Дерек цитирует в «На рожон» соответствующие высказывания Колина Маккейба и Тильду Суинтон[163]. Это происходит из-за беспрецедентного эстетического успеха картины. Мы видим не просто полнометражный фильм, а нечто новое. Так же, как и «кинематограф малых жестов» в «Воображая Октябрь» и «Разговоре с ангелами» вышел за пределы достигнутого Дереком ранее в 8-миллиметровых работах 1970-х, «Прощание с Англией» с его сверхбыстрым монтажом выходит за пределы достигнутого теперь уже в этих фильмах. Дерек также повторяет и некоторые предыдущие методы, например съемки непосредственно против солнечного света или сильный искусственный свет, чтобы заставить пленку почернеть, как он уже делал в начале 1970-х, и использует «кинематограф малых жестов», когда в последних частях фильма появляется Тильда Суинтон. Фильм потому и является памятником кинематографии, что Дерек утверждает свой собственный стиль в кино.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критические биографии

Сергей Эйзенштейн
Сергей Эйзенштейн

Сергей Михайлович Эйзенштейн (1898–1948) считается одним из величайших режиссеров мирового кино за все время его существования. Кроме того, за последние десятилетия его фигура приобрела дополнительные измерения: появляются все новые и новые материалы, в которых Эйзенштейн предстает как историк и теоретик кино, искусствовед, философ, педагог, художник.Работа британского исследователя Майка О'Махоуни представляет собой краткое введение в биографию этого Леонардо советской эпохи. Автор прежде всего сосредоточивает внимание на киноработах режиссера, на процессе их создания и на их восприятии современниками, а также на политическом, социальном и культурном контексте первой половины XX века, без которого невозможно составить полноценное представление о творчестве и судьбе Эйзенштейна.

Майк О'Махоуни

Публицистика
Эрик Сати
Эрик Сати

Эрик Сати (1866–1925) – авангардный композитор, мистик, дадаист, богемный гимнопедист Монмартра, а также легендарный Вельветовый джентльмен, заслуженно является иконой модернизма. Будучи «музыкальным эксцентриком», он переосмыслил композиторское искусство и выявил новые методы художественного выражения. Но, по словам Мэри Э. Дэвис, автора книги, «Сати важен не только для авангарда, но и для фигур, полностью вписанных в музыкальный мейнстрим – например, для Клода Дебюсси и Игоря Стравинского», а его персона давно заняла особое место в музыкальной истории человечества.Настоящая биография не только исследует жизнь композитора, но и изучает феномен «намеренного слияния публичного образа и художественного дара» Сати, а также дает исчерпывающий портрет современной ему эпохи.

Мэри Э. Дэвис

Музыка / Научпоп / Документальное

Похожие книги

Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Искусство жизни
Искусство жизни

«Искусство есть искусство жить» – формула, которой Андрей Белый, enfant terrible, определил в свое время сущность искусства, – является по сути квинтэссенцией определенной поэтики поведения. История «искусства жить» в России берет начало в истязаниях смехом во времена Ивана Грозного, но теоретическое обоснование оно получило позже, в эпоху романтизма, а затем символизма. Эта книга посвящена жанрам, в которых текст и тело сливаются в единое целое: смеховым сообществам, формировавшим с помощью групповых инсценировок и приватных текстов своего рода параллельную, альтернативную действительность, противопоставляемую официальной; царствам лжи, возникавшим ex nihilo лишь за счет силы слова; литературным мистификациям, при которых между автором и текстом возникает еще один, псевдоавторский пласт; романам с ключом, в которых действительное и фикциональное переплетаются друг с другом, обретая или изобретая при этом собственную жизнь и действительность. Вслед за московской школой культурной семиотики и американской poetics of culture автор книги создает свою теорию жизнетворчества.

Шамма Шахадат

Искусствоведение
Учение о подобии
Учение о подобии

«Учение о подобии: медиаэстетические произведения» — сборник главных работ Вальтера Беньямина. Эссе «О понятии истории» с прилегающим к нему «Теолого-политическим фрагментом» утверждает неспособность понять историю и политику без теологии, и то, что теология как управляла так и управляет (сокровенно) историческим процессом, говорит о слабой мессианской силе (идея, которая изменила понимание истории, эсхатологии и пр.наверноеуже навсегда), о том, что Царство Божие не Цель, а Конец истории (важнейшая мысль для понимания Спасения и той же эсхатологии и её отношении к телеологии, к прогрессу и т. д.).В эссе «К критике насилия» помимо собственно философии насилия дается разграничение кровавого мифического насилия и бескровного божественного насилия.В заметках «Капитализм как религия» Беньямин утверждает, что протестантизм не порождает капитализм, а напротив — капитализм замещает, ликвидирует христианство.В эссе «О программе грядущей философии» утверждается что всякая грядущая философия должна быть кантианской, при том, однако, что кантианское понятие опыта должно быть расширенно: с толькофизикалисткогодо эстетического, экзистенциального, мистического, религиозного.

Вальтер Беньямин

Искусствоведение
Дягилев
Дягилев

Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) обладал неуемной энергией и многочисленными талантами: писал статьи, выпускал журнал, прекрасно знал живопись и отбирал картины для выставок, коллекционировал старые книги и рукописи и стал первым русским импресарио мирового уровня. Благодаря ему Европа познакомилась с русским художественным и театральным искусством. С его именем неразрывно связаны оперные и балетные Русские сезоны. Организаторские способности Дягилева были поистине безграничны: его труппа выступала в самых престижных театральных залах, над спектаклями работали известнейшие музыканты и художники. Он открыл гений Стравинского и Прокофьева, Нижинского и Лифаря. Он был представлен венценосным особам и восхищался искусством бродячих танцоров. Дягилев полжизни провел за границей, постоянно путешествовал с труппой и близкими людьми по европейским столицам, ежегодно приезжал в обожаемую им Венецию, где и умер, не сумев совладать с тоской по оставленной России. Сергей Павлович слыл галантным «шармером», которому покровительствовали меценаты, дружил с Александром Бенуа, Коко Шанель и Пабло Пикассо, а в работе был «диктатором», подчинившим своей воле коллектив Русского балета, перекраивавшим либретто, наблюдавшим за ходом репетиций и монтажом декораций, — одним словом, Маэстро.

Наталия Дмитриевна Чернышова-Мельник

Биографии и Мемуары / Искусствоведение / Документальное