Читаем Деревянные глаза. Десять статей о дистанции полностью

Понятие справедливости и несправедливости определяется двояким образом: согласно двум категориям законов и согласно людям, которых они касаются. Я утверждаю, что существует закон частный и закон общий. Частным я называю тот закон, который установлен каждым народом для самого себя; этот закон бывает и писаный, и неписаный. Общим законом я называю закон естественный. Есть нечто справедливое и несправедливое по природе, общее для всех, признаваемое таковым всеми народами, если даже между ними нет никакой связи и никакого соглашения относительно этого. Такого рода справедливое имеет, вероятно, в виду Антигона, утверждая, что вполне согласно с справедливостью похоронить, вопреки запрещению, труп Полиника, так как это относится к области естественной справедливости —

Ведь не вчера был создан тот закон —Когда явился он, никто не знает[583].

Аристотель анализирует различные роды красноречия: совещательное, судебное, торжественное (последнее направлено либо на хвалу, либо на порицание). Противопоставление писаного частного закона неписаному общему закону содержится в разделе, посвященном судебному красноречию. Аристотель не тратит время на то, чтобы доказать существование неписаного естественного закона: он считает такой закон именно что естественным и, следовательно, самоочевидным. Стоит отметить, что английский перевод «Риторики», опубликованный в 1926 году в серии «Loeb Classical Library», не свободен в данном случае от сексистского обертона («As all men in a manner divine <…> no man knoweth»), который отсутствует в греческом подлиннике. Это не малосущественная деталь: и Софокл, и Аристотель используют нейтральные термины (никто; все) в тех пассажах, которые или прямо относятся к некоему женскому персонажу (например, к Антигоне), или имеют в виду женский персонаж как образцовый случай. Эти нейтральные термины напоминают нам, что естественный закон объемлет и мужчин и женщин. Устами Антигоны говорит голос всеобщего; закон же писаный (и мужской), именем которого Креонт воспрещает хоронить Полиника, является, согласно Аристотелю, всего лишь «частным законом».

Вроде бы Аристотель хочет сказать, что законы, данные нам «по природе», не связаны с тем или иным конкретным временем и местом. Но некоторые пассажи из второй книги «Риторики» намекают на иную точку зрения. Аристотель разбирает различные эмоции, к которым прибегает оратор, чтобы убедить своих слушателей. Например, сострадание (1386а):

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука