Деревня Левыкино и ее обитатели

18» своего крова, хлеба и радостей. Его обвинениям невозможно было возразить. Но если раньше всегда во мне жило искреннее сочувствие родным и близким мне людям, то теперь я впервые понял, что этого мало. Обида и боль, высказанные Братом, требовали признания вины, вины не только руководителей, учинивших расправу над крестьянством, но и всех свидетелей-соседей, на глазах которых эта расправа была учинена. Я впервые понял и то, что протест свой он нес в себе всю жизнь. Он не мог его выразить ни резким словом, ни активным действием, но и не мог его погасить. Пришла ко мне догадка, что избранная и выработавшаяся с годами форма его поведения, образ жизни и явились его следствием, а может быть, и его выражением. Он не хотел служить государству, которое его обездолило. Он не искал в нем карьеры и не брал на себя никаких обязательств, кроме одного – соблюдение простейших правил поведения. Когда-то у него был паспорт, и какое-то время он учился в институте и после исключения из него где-то работал. Никто не знает, когда он потерял паспорт и тем более – когда он превратился в гражданина без паспорта и определенных занятий. Он не пошел на войну. И, думаю я, не в плохом зрении тому была причина. Все считали его белобилетником. Но никто этого белого билета у него не видел и не помнит, чтобы его когда-либо вызывали в военкомат. Он никогда не обнаруживал никаких общественных амбиций и не искал каких-либо признаний. Не обременил он себя и семейными обязанностями, кроме постоянной заботы о матери. Тунеядцем он не стал. На свой хлеб и одежду зарабатывал честным трудом, но к высоким его показателям не стремился. Он соблюдал порядочность по отношению к своей жене, Клавдии Ивановне, с которой так и не зарегистрировал брак по причине отсутствия паспорта. Детей у них не получилось. Да он их, наверное, и не хотел иметь, чтобы и им не оставлять каких-либо обязательств. Чужих детей он, однако, любил и свою естественную мужскую ласку проявлял к нашим детям, своим племянникам.

Так вот случилось, что обида и справедливый протест выродились в характер человека-неудачника. Нет у меня права упрекать брата моего двоюродного Леонида Федотовича за его недостатки, причины которых мне показались теперь так ясны. Мне обидно и печально, однако, что избранная им форма протеста лишила его самого человеческой радости и счастья жизни.

А сейчас мне подумалось, что если бы брат его младший Борис пришел с войны живым, то он-то сумел бы и род свой продолжить, и жизнь свою завершить полезным для себя и людей делом.

Погиб Леонид Федотович Левыкин на завершении седьмого десятка лет своей жизни. Погиб трагически. От старой своей матери Анны Васильевны он спешил домой, к жене в Солнцево. В темноте наступившего вечера, пересекая Ярославское шоссе, он не увидел мчавшийся на него автомобиль. Зрение-то у него действительно было плохое. В больнице он скончался, не приходя в сознание. Тому трагическому случаю уже прошло пять лет. Теперь умирает на девяносто восьмом году жизни его мать Анна Васильевна Левыкина. Почти целый век прожила она на земле. Большая его половина прошла в переживании невзгод, тяжелом труде и христианском, русском терпении.

* * *

Невеселая выпала судьба старшим братьям моего Отца Александру и Федоту Ивановичам. Злой рок навис над ними с тех пор, как приобрели они имение бывших незадачливых дворян. А может быть, он достался им вместе с приобретенными домом, амбарами, ригами, прекрасным яблоневым садом? Сами-то они ни перед Богом, ни перед государством грехов тяжких не совершали, и Дьяволу душу свою не продавали, и преступлений перед людьми не совершали. За что же их так безжалостно преследовала злая роковая судьба? Почему Бог не защитил, не уберег перед бедой этих православных, верующих, трудолюбивых и честных людей? Почему он не помог их детям? Одних он не уберег от соблазна, другого не защитил на бранном поле. А жен их оставил в одинокой и беззащитной старости.

Ольга Семеновна все-таки дождалась своих сыновей. Старший, Георгий, живой и невредимый вернулся в победном сорок пятом, и не из тюрьмы, а с фронта. А младший, Валентин, пришел с туберкулезом легких в конце сороковых из далекого дальневосточного лагеря. Помню, как однажды в освобожденном Моздоке я получил от них почти одновременно два письма треугольничка. Георгий писал мне, что он теперь по своей просьбе решением суда освобожден из тюрьмы с отбыванием наказания на фронте в штрафной роте. А Валентин сообщал, что попал под суд за совершенное им преступление. Я быстро ответил обоим братьям. Георгия поздравил с освобождением, а Валентину посоветовал поступить по примеру старшего брата. Потом оказалось, что последовать моему совету ему помешал открывшийся туберкулез. Ему предстояло лечение в тюремной больнице.