Деревня Левыкино и ее обитатели

Захар. Я пользовался тогда его благорасположением ко мне. Захар очень любил мою Маму. Женат он никогда не был и своих детей не имел. Поэтому он очень был привязан к детям моего деда Ильи Михайловича, а среди них особой его лаской пользовалась девочка Таня. И моя Мама сохранила к нему доброе чувство. Когда Захар оказался неухоженным стариком, Мама, как могла, старалась помочь ему одеждой, гостинцами. В летние месяцы наших приездов в деревню Захар приходил к Маме в гости. Она его угощала и иногда носила ему покушать в его садовый шалаш. Все это было далеко от моего понимания. Мальчишки потешались над чудоковатым стариком и незадачливым сторожем. И я был вместе с ними. Откуда у меня могли появиться к нему чувства сострадания? А Мама помнила его ласку и заботу с детства. Она пыталась мне это объяснить, а мне все равно было странно воспринимать ее объяснения. Уж больно далеко от моей тогдашней жизни были ее воспоминания о своем детстве в ее родном Ушакове. Для меня дед Захар был не нашим, а ушаковским стариком, которому почему-то доверили караулить наш сад, сад моего родного дяди. Только когда я уже стал достаточно взрослым, я сумел понять, кем был для моей Мамы этот жалкий старичок в детстве. Он носил ее на руках, рассказывал ей сказки, уговаривал, когда ей от чего-нибудь было больно, собирал для нее ягоды и по весне поил березовым соком. Когда я это наконец понял, Захара уже не было в живых.

Брат Захара – Осип был ровесником моей Мамы. Он рано осиротел, и Захар для него стал отцом. Может быть, не желая оставить сиротой младшего брата, Захар не обзавелся своей семьей и остался бездетным. И, наверное, по той же причине он в глубокой старости оказался в семье брошенным. Брату с женой за заботами было некогда заниматься стариком. А он у них никогда ничего не просил. Так они и привыкли к тому, что оказался у них в доме Захар сам по себе.

Брат его Осип вырос красивым, стройным парнем и, когда пришла пора служить действительную, он был призван в Конногвардейский полк. Служил Осип в Санкт-Петербурге. А когда однажды за примерную службу приехал на побывку в деревню, то в неописуемый восторг привел своего старшего брата Захара. О деревенских невестах я уж не говорю. Они просто приходили посмотреть на красавца конногвардейца, не имея никакой надежды хоть какое-то его внимание обратить на себя. А деревенским парням Осип демонстрировал свою ловкость в верховой езде. На буйном, неукротимом соседском жеребце Осип делал чудеса. Он поднимал его на дыбы, с места пускал в карьер, затем резко осаживал и пускал коня в танец, а затем перед всеми на галопе делал всяческие движения. Никто из зрителей повторить их не мог.

А Захар в восхищении только вскрикивал, толкая в бок соседа: «Смотри, милай! Смотри! Ух ты! Не дай Бог умереть! Што делаить, в солому его закопать!»

Обо всем этом рассказывала мне Мама. Она тоже тогда любовалась конногвардейцем. Она рассказывала, а я никак не мог разделить ее восхищения, так как знал Осипа уже в обличье обыкновенного сермяжного мужика. Мне казалось невероятным, что он когда-то мог быть в образе кавалергарда Его Императорского Величества Конногвардейского полка. Не вязался этот картинный образ с видом мужика в длинной холщовой рубахе с большой заплатой на плече, холщовых же белых широких штанах и босиком. Может быть, от кавалергардского портрета сохранилось у него лишь пушистые пшеничные усы и кудрявая пшеничная шевелюра. На лошади он, однако, ездил смело, но не как конногвардеец, а как обычный мужик. Когда-то он, наверное, был красив. Но не красила его всю жизнь деревенская бедность. Двое сыновей было у Осипа. И оба они не пришли с войны. И самого его уже не было в живых. А вдова его оказалась крепче мужа. Ей нельзя было умирать. Он оставил ей в наследство заботу о внуках-сиротах. Она их вырастила, и теперь за ней ходили, уцепившись за ее юбку, двое правнуков. Земля ушаковская еще нужна была людям. Даже не живя на ней, они вырастали на ее корнях трудом прабабок и прадедов.

* * *

Мария Филипповна вместе с правнуками довела нас с Отцом до места, где когда-то стояло подворье моих дедов – двух братьев Ильи и Василия Михайловичей Ушаковых. В начале века они жили здесь в одном доме и хозяйстве двумя семьями. Место это не пустовало и теперь. Его своей угасающей жизнью еще оберегал один из последних представителей моего материнского рода, двоюродный брат Мамы Егор Васильевич Ушаков с супругою Ольгой Васильевной. Мы застали их тогда за уборкой картофеля на просторном дедовском огороде сзади маленького домика. Бывший солдат-сапер Великой Отечественной Егор Ушаков срубил этот домик тем же топором, с которым он четыре года наводил переправы через все водные рубежи от родного Мценска до Берлина. Без него здесь всю войну бедовала с двумя детьми – дочерью Шурой и сыном Ваней – верная его жена-солдатка. После того как немцы, отступая, спалили дотла всю деревню, Ольга Васильевна с детьми поселилась в оставленной солдатами землянке. На ее пороге она и встретила мужа в победном сорок пятом.