Деревня Левыкино и ее обитатели

А потом через несколько лет от той же болезни умер Васька-Шабан, оставив у нас в деревне свою вдову с двумя детьми. От чахотки умер и Ванька-Лэ. Страшная болезнь косила всех братьев. В живых осталась только сестра Мария Николаевна, ставшая по замужеству жительницей нашей деревни. Наверное, безысходная болезнь и ожидание неизбежной жестокой участи и стали причиной странной злости в характере и поведении братьев Шабанов. Знать бы людям об этом их недуге, может быть, они и помогли бы им хотя бы своевременным сочувствием.

* * *

Когда я в шестьдесят восьмом году вместе с Отцом бродил в сопровождении Василия Гавриловича по местам наших деревенских усадеб, то и деревню Ушаково пришлось угадывать по канавам, старым пням и кое-где сохранившимся вишневым и сливовым зарослям. Сохранилась дорога, которая когда-то пролегала вдоль линии ушаковских домов. Теперь их не было, а дорога была, и упиралась она в Романовку. Романовна еще была цела. Там стоял один добротный, настоящий дом, а вокруг него разросся молодой, послевоенной посадки яблоневый сад. Хозяином дома и сада был романовский довоенный старожил Филипп Фролович Романов. Дом и вся усадьба были огорожены прочным забором. Сам хозяин был тогда еще крепок и трудоспособен, хотя возраст его был уже на середине восьмого десятка.

С детских довоенных лет запомнился мне этот «незнакомый» человек, недальний сосед моих ушаковских родственников. Слово «незнакомый» я употребляю в отношении к нему в том смысле, что всю свою жизнь за обычной внешностью исправного и трудолюбивого хозяина он не то чтобы скрывал свою сущность, свои истинные интересы и намерения, а просто не подпускал к ним посторонних, не искал близкой дружбы с соседями, но и не конфликтовал с ними. В общих делах с ними участвовал, но только за свою долю, которой ни с кем не делился. Был он немногословен, угрюмоват и всегда при деле. Одет был всегда по-рабочему, но всегда опрятно. Бедным никогда не был, но и богатством не похвалялся. Были у него дочь и сын. Дочери я не помню, а с сыном его Валентином общался, хотя он был года на три старше меня. Вырастал он здоровым и крепким парнем, красивым в отца. Отцовскую манеру поведения он тоже унаследовал. В дом к себе своих товарищей-сверстников не приваживал. За порог их дома я переступил с ним всего один раз в жизни, но дальше сенец допущен не был. Помню, мы тогда зашли сюда за удочкой. В этот день ребята компанией собирались ловить рыбу на речке Зароще. Помню я, что и тогда в шестьдесят восьмом, когда проходили мы с Отцом мимо усадьбы Филиппа Фроловича и поздоровались с ним, он приветствовал нас как-то удивленно неожиданной встречей, а за калитку своего забора нас не пригласил. Может быть, так случилось потому, что в то сентябрьское погожее утро он с внуками и сыном был занят уборкой картофеля. Но, может быть, для этой неприветливости были и другие причины!

Родословной Филиппа Фроловича я не знаю. Не знаю, были ли его предки бедными или богатыми и какой стороны придерживались в сложной социальной ситуации времен революционных разборок в наших деревенских масштабах. Знаю, что в колхоз он вступил вместе со всеми. Работал, как все, и очень скоро был назначен колхозным кладовщиком.

Должность свою исполнял аккуратно. Складское хозяйство держал в порядке. Был строг в учете и отчетности. Доверием не злоупотреблял. Никто и не заметил, как он в эти годы построил себе новый дом, на высоком фундаменте из добротных тесаных сосновых бревен, с тесовой крышей.

Заметить-то соседи заметили, да сделали вид, что греха в этом не было. На свои строил и сам их зарабатывал. Председателем тогда у нас был человек со стороны, и все знали, что фактически колхозными делами распоряжается строгий кладовщик Филипп Фролович. Но сам он, надо отдать ему должное по справедливости, репутации не терял и возможностями своими не злоупотреблял. Пришла пора менять председателя, и наши колхозники единодушно избрали на этот пост Филиппа Фроловича Романова. Он к этому не рвался, но назначение принял спокойно, как должное.

Председателем Филипп Фролович ходил недолго, года два. Дела колхозные шли неважно не только по его вине. Не наладилась тогда еще организация коллективного труда. И урожаи были в те годы невысокие, и убрать их как следует обезличенные ответственностью члены колхоза не могли. И в 1937 году в деревню вернулся походивший по районным руководящим должностям тоже ушаковский мужик-коммунист мой дядя Михаил Ильич Ушаков. Говорят, что он провел очень строгую ревизию состояния хозяйства, со строгим начетом на бывшего председателя и кладовщика. Затаил после этого он на моего Дядю обиду.

* * *