Здесь, на Романовне, жил человек, который больше, чем кто либо другой, жизнью и делом своим соединял все три наши деревни. Это была обыкновенная бабка-повитуха. Ее услугами пользовались роженицы из других деревень, а в наших не было дома, не было семьи, в которой ее не считали бы родным человеком. Звали нашу повитуху бабушкой Аннушкой. Ее доброму сердцу и рукам, чистым, ласковым и нежным, обязано было своим появлением на свет Божий не одно поколение человечества, родившегося в наших и ближайших деревнях. С ее рук издал свои первые звуки и я. А Мама долгое время морочила мне голову сказочкой, будто бы бабушка Аннушка нашла меня в нашем саду под яблоней. В этом невинном обмане участвовала и она сама, часто бывая у нас в гостях. Она даже водила меня к той яблоне.
Аннушка мне вспоминается рядом с моей бабушкой Ариной. Мне даже кажется, что они были похожи друг на друга. Только повитуха была побелее. Помню на розовом и чистом лице ее справа от губ родинку с белым пушком. Этот пушок и придавал ей необыкновенно добрый, светлый и благородный вид. Аннушка всегда была опрятно одета. Она всегда была готова на вызов и могла оказать помощь не только при родах. Ей были знакомы и методы врачевания народными средствами: травами, припарками, растираниями, прогреваниями. Всему этому она научилась в молодости, служа санитаркой в земской больнице. Там ее, сироту, и высмотрел наш ушаковский мужик Федор, да и позвал к себе в жены и привез в деревню. Отчество и родословную ее мужа я не знаю, и никто из моих родственников и земляков не помог их установить. Все это было давно. Да и недолго Аннушка прожила в замужестве. Муж рано оставил ее с сыном Павлом вдовой. Сын ее был если не одногодком, то сверстником и другом моего Отца. Вот Павла Федоровча-то я хорошо помню и в живом его виде, и особенно по рассказам Отца.
Аннушка умерла, может быть, не в один год, но в одно примерно время с моей Бабушкой, и деревня наша с тех пор осталась без повитухи. Не буду утверждать, что это отразилось на статистике благополучных родов у наших рожениц. Но доброго человека, способного в любую минуту помочь молодым матерям, наша деревня лишилась. С тех пор даже и в колхозное время никакого медпункта у нас не было.
Сына Аннушки Павла Федоровича многие годы в детстве и в юности связывала дружба с моим Отцом. Они вместе ходили две зимы в нашу церковно-приходскую школу. По рассказам Отца, этот его друг с Романовки был во время его молодости главным заводилой всех веселых приключений и проказ. Об одной из этих потешных проказ мне запомнился рассказ Отца.
Павел Федорович был парнем не без таланта. У него была гармошка-ливенка, и он особенно лихо наигрывал на ней комаринского. Ватага левыкинских и ушаковских ребят во главе со своим гармонистом ходила по окрестным деревням, веселила людей, смущала своими соблазнами невест и настораживала их родителей. Но особый привет находила эта компания на Бугровке. Так назывались выселки на краю деревни Каменка, вытянувшейся вдоль магистральной каменной дороги. Там, на Бугровке, проживал некий мужик по имени Пармен. Был он человеком веселым, затейливым, одиночества не выносил и был рад, когда к нему приходили наши парни. В осенние непогожие времена он предоставлял для танцев свое крыльцо, которое он собственноручно пристроил к своей неказистой избенке. Сооружение это было хлипкое, но на вид затейливое. Ребята с гармонистом приходили сюда и заводили танцы. Собирались и местные девчата и парни. Начинали со спокойных танцев. Вдоволь нагулявшись, вечер заканчивали комаринским на прощание. И в этот момент по приказу Павла Федоровича под его лихой наигрыш все должны были дружно с притопом пуститься в пляс, так что хлипкое крылечко Пармена на его глазах и при веселом гиканье молодежи разваливалось. Однако эта проказа Пармена не обижала. Он очень быстро восстанавливал хлипкую конструкцию своего архитектурного сооружения и снова готов был принять к себе веселую компанию.
К хозяйским крестьянским делам Павел Федорович не приохотился. Его музыкальный талант, ливенка и незаурядные способности в организации всяческих веселий на свадьбах, престольных праздниках, на именинах, а иногда и на похоронах приохотили его к праздной жизни. Бесхозяйственный из него получился мужик. Да и земли-то у него было кот наплакал. Работой крестьянской он себя не обременял. Кормила его своими скудными заработками мать Аннушка. Дом у них был пустой. Привел он однажды в него себе жену. Но и это не изменило образа поведения Павла Федоровича. Были они с женой как-то каждый сам по себе.