В тот наш с Отцом приезд в деревню в 1968 году на ушаковской земле мы еще застали три домика-вагончика, в которых около обстоятельной усадьбы Филиппа Фроловича доживали свой век остатки трех коренных ушаковских семей. В крайнем домике-вагончике тогда жил Митька, Сергея Митрева сын, с женой – красавицей на все ближние деревни – Зиной. По фамилии они были Левыкины, несмотря на то, что глава этого семейства родился и вырос в Ушакове, где все ходили под фамилией Ушаковых. Дело в том, что отец Митьки вышел из нашей деревни и являлся братом знакомого уже моему читателю Ивана Митрева. У обоих была кличка Кугуи. Так вот, один из братьев Кугуев оказался ушаковским жителем, вышедшим в молодости во двор к своей невесте, но фамилию нашу деревенскую сохранил. В отличие от своего набожного брата Сергей Дмитриевич лишнего времени на богопоклонство не тратил, а больше занимался хозяйством и жизнь свою в Ушакове устроил более благополучно. Не помню сейчас, сколько было у него детей, но одного сына его Дмитрия, которого я назвал так, как его звали в молодости, Митькой, я очень хорошо помню. Отец Митьки помнится мне неказистым мужичком с бороденкой, а сын – высоким, стройным и красивым парнем, красивым и очень приветливым человеком. Для внешне грубоватого ушаковского населения Митька был исключением. Он был голубоглазым брюнетом, с правильными благородными чертами на необычном для наших мест смуглом лице. Весь он был природой очень гармонично сложен: высок, строен и физически силен. Очень мне нравился Митька, я любил на него смотреть, когда встречался с ним, и ни одного обидного слова от него не слышал. Но больше меня на него любили смотреть наши деревенские невесты, в томлении ожидая его внимания. А он будто бы их не замечал. Жениться не собирался и тем все больше томил воздыхательниц. И вдруг Митька взял и женился. А в жены взял тоже самую красивую девушку в нашем колхозе из деревни Кренино – Зину, дочь вдовствующей кренинской женщины по прозвищу Тюпочка. Звали-то ее иначе, я забыл как, а фамилия у нее была Зенина. Красавица Тюпочкина Зинка по праву досталась Митьке. Оказалось, что любовь-то свою они долго скрывали от людей.
Когда я узнал, что они поженились, то искрене обрадовался, потому что считал, что так это и должно было быть. Не могла кренинская красавица Зина достаться некрасивому и грубому мужику. А это иногда случалось в нашей деревне. Я рад был Митькиному выбору. Но Зинину красоту описать не берусь. У Тюпочки было две дочери, и обе красивые. Но старшая Манька, поживши в разных городах и поэксплуатировавши свою красоту, выглядела уже бывалой красавицей, знающей цену своим формам и пропорциям, а потому и производила впечатление видавшей виды соблазнительницы. А Зина была и красивее ее, и стройнее, и скромнее. Только Митьке вольно было дотронуться до нее, и никому больше. И любви своей они не изменили. В начале войны Митька ушел на фронт и прошагал войну от Мценска до Берлина и вернулся обратно в свою деревню Ушаково. Без него дети подросли и жили с матерью в землянке. Деревню немцы расстреляли дотла.
В наш приезд Дмитрий Сергеевич и Зинаида Ивановна Левыкины жили одни с внуками, приезжавшими к ним на лето. , В то утро они все были на огороде, убирали картошку. А мы двинулись дальше, в направлении бывшей усадьбы моего деда.
Вдруг из-за кустов перед нами возникла фигура пожилой женщины. Может быть, она уже услышала о нашем появлении в деревне и поэтому так легко узнала нас. Она всплеснула руками и сразу запричитала. Она обняла Отца, назвала его по имени и отчеству, а меня кинулась целовать. Я ее не узнавал. Оказалась она Марией Филипповной, женой Осипа, с одинаковым с ее отчеством – Филипповича. В молодости она была деревенской подругой моей Мамы. Теперь она доживала с правнуками в одном из мини-домиков бывшего Ушакова.
Марья Филипповна, в голос причитая, стала узнавать во мне сходство со всеми моими ушаковскими дядьями. А я вспомнил ее деверя и мужа – Захара и Осипа. Первый представился мне в памяти чудоковатым, неухоженным старичком, маленьким и жалким. Я уже упоминал его, рассказывая про яблоневый сад моего раскулаченного дяди. Сезона два этот сад сторожил