Дядя Миша на фотографии на мастера-пекаря не похож, хотя в это время он им и был. Сидит тоже в тройке, нога на ногу, в руках книжка. Не знаю, много ли книг он тогда прочитал. Но то, что он их читал, знаю, Отец об этом рассказывал. Рассказывал и о том, что он интересовался политикой. В жизни тогда Михаил Иванович свой выбор сделал окончательно. Он стал городским рабочим человеком. Наверное, непросто это все произошло. Может быть, ему удалось выбиться даже в высшую прослойку городского рабочего класса, получившего свою культурную образованность и воспитание. Отец, вспоминая старшего брата, подчеркивал его «интеллигентность», его городской костюм, шляпу-котелок и трость. Рассказывал Отец и о том, что у дяди Миши была еще собачка по кличке Букет-ка. Но не только эти внешние атрибуты характеризовали Михаила Ивановича как городского человека.
Отец рассказывал еще и о том, что он вместе со всеми рабочими пекарни жил их жизнью и интересами. Ходил на рабочие сходки, принимал участие в забастовках, участвовал в первых рабочих маевках на окраинах Бежицы. Брал с собой туда и моего Отца, который в то время жил у него и работал подмастерьем в той же пекарне. Судя по рассказам Отца, Михаил Иванович был личностью неординарной. Он был отличный пекарь-кондитер. Ему были свойственны чувство юмора, наблюдательность, умение оценивать людей. С заработков он помогал и своей Матери, и младшим братьям. Постоянно приезжал на побывки в деревню. Он дал пример братьям трудовой предприимчивости. Двое из них – Борис Иванович и мой Отец – жили у него в Бежице и там начинали городскую трудовую жизнь в пекарском деле.
Приезжая на побывку в деревню, Михаил Иванович своим необычным городским видом и «интеллигентными манерами» приводил в смущение соседских невест. Но женился он на городской девушке Марии Ивановне. Она оказалась ему под стать и внешностью, и характером. На фотографии она, пожалуй, удачнее партнеров выполнила свою роль.
Одета она была в красивое длинное, до полу, платье, в талии с поясом, с пышными рукавами у плеч и со скромной кружевной отделкой по стоячему воротнику и по груди. Мне кажется, что лицом они с Михаилом Ивановичем были очень похожи.
Больше всего на меня производит впечатление удивительная манера держаться перед объективом старой фотокамеры. Нет никакого напряжения. Есть спокойное достоинство симпатичной женщины. Отец рассказывал, что Мария Ивановна была человеком веселого нрава и очень родственным в отношении братьев своего мужа и их жен. Она всю жизнь, и особенно после смерти дяди Миши, поддерживала с ними родственные связи, ежегодно приезжала в деревню и всегда там была жданной и желанной гостьей.
Но из всех своих золовок она больше всего любила мою Маму и всегда, когда приезжала в деревню, жила в нашем доме. Краем своей памяти эту добрую женщину помню и я. Ее появление в нашем доме вспоминается мне каким-то радостным праздником не только потому, что оно, как правило, связано с нашими деревенскими праздниками, а еще и потому, что радостным было общение с ней. Мои Отец и Мама очень уважали Марию Ивановну. Мне вспоминается, что она бывала и у нас в Москве почти накануне войны. Ей тогда было уже много лет, она была старушкой.
Детей у Михаила Ивановича и Марии Ивановны не было. Он умер от чахотки еще до начала Первой мировой войны. Болезнь была, видимо, профессиональной, пекарской. К сожалению, больше ничего я о старшем Дяде рассказать не могу. Тем не менее я оказался первым и последним его биографом. Больше некому будет вспоминать об этом человеке, скромно и незаметно прожившем свою жизнь. Но свой долг в ней он выполнил бескорыстной помощью братьям-сиротам.
Вторым по старшинству среди братьев моего Отца был Борис Иванович. Его-то я уже знал лично и помню живым и в деревенской жизни, в его доме, и в его саду, и в дни приездов в Москву. Я непосредственно общался со всеми его сыновьями и дочерьми. Я помню его смерть и похороны, которые произошли в конце лета 1933 года, в Москве, в нашем доме. Борис Иванович тогда в последний раз приехал к нам в гости.