Далеко наша деревня находилась от морей, не говоря уж об океанах, но все же не обошла ее обязанность и честь служить во славу нашего Российского военного флота. В те далекие дореволюционные годы из двух наших рядом стоявших маленьких деревенек четверо парней были удостоены этой чести. Трое из них были моими родными дядьями. Первым на Черноморский флот пошел служить на броненосец «Три святителя» старший брат моей Мамы Николай Ильич Ушаков. Вторым – на Дальний Восток Федот Иванович. А вслед за вторым в 1906 году на броненосец «Святой Пантелеймон» – так теперь называли взбунтовавшийся «Потемкин» – пошел другой старший брат моей Мамы, Михаил Ильич Ушаков.
На этом же броненосце вместе с моим дядей служил и наш деревенский сосед Поликарп Иванович Левыкин.
Дядя Федот служил на своем крейсере «Капитан Юросовский» кочегаром. В его семье был большой альбом для фотографий в черных лаковых обложках. Он сохранился до самого последнего дня жизни жены дяди Федота и достался от нее мне в наследство.
Как и в детстве, я и теперь рассматриваю уцелевшие фотографии моего Дяди – матроса-кочегара с крейсера «Капитан Юросовский». Вместе с ними я вспоминаю удивительные, интересные рассказы Дяди о разных эпизодах его службы, особенно во время походов крейсера в Китайском море и Тихом океане. Впервые от него я услышал в детстве названия незнакомых городов Порт-Артур, Шанхай, Гонконг, Сингапур, рассказы о китайских, японских торговцах, которые при заходах его крейсера в далекие чужестранные бухты и порты на своих маленьких лодках, называемых джонками, буквально атаковали их боевой корабль, предлагая купить диковинные овощи, фрукты, различные недорогие изделия. Все, что он рассказывал нам – мне и своим детям,– было так далеко от знакомого нам мира деревенского детства. Мы слушали эти яркие рассказы как сказку. Дядя Федот умел рассказывать. Особенно мне запомнился его рассказ о маленькой обезьянке, которую их капитан купил в Сингапуре у китайца на потеху своим матросам. Она развлекала их своими проказами. Потом я прочитал о похожей истории в одном из рассказов Станюковича. Очень были похожи оба рассказа. Но дядя Федот, конечно, не знал ни Станюковича, ни его рассказов. Своего рассказа он не сочинял. Он просто вспоминал проделки симпатичной обезьянки, которая быстро освоилась с распорядком на корабле, вместе с матросами выполняла команды, вместе с ними проказничала на вахте, лазила по башням и мачтам. А по сигналу на завтрак, обед и ужин становилась в очередь с матросами за получением причитающегося довольствия и даже чарки водки. Мне было очень печально услышать и поверить, что обезьянка погибла от матросской доброты. Она, по-просту говоря, от этих чарок стала пьяницей. От того и погибла. Я никак не мог понять почему добрые дяди матросы так поступили. Мне очень было жалко веселую и беззаботную по-детски обезьянку.
Дядины рассказы я вспомнил во время моей поездки в Австралию. Путь мой лежал через Сингапур, в аэропорту которого я провел двенадцать часов, ожидая пересадки на сиднейский рейс. Было это в конце марта 1992 года. Из Москвы до Франкфурта-на-Майне я летел на самолете немецкой авиакомпании «Люфтганза», а оттуда на Боинге 747/400 компании «Сингапур-эрлайнс» до Сиднея. Там была готова к открытию выставка русского серебра из коллекции Государственного Исторического музея, директором которого я тогда был.
На исходе двенадцатого часа полета в шикарном салоне бизнес-класса шикарного огромного авиалайнера утром на рассвете через иллюминатор я увидел на фоне ярко блестевшей глади океана берег совсем недосягаемого для меня острова города-государства. И вспомнил я тогда своего Дядю – матроса с крейсера «Капитан Юросовский», ходившего почти девяносто лет назад в этих океанских просторах у острова Сингапур.
На современном авиалайнере из Москвы я летел сюда около двадцати часов. И мне это показалось бесконечно долгим перелетом. А сколько нужно было кочегару допотопного, по современным меркам, парохода затратить тяжелого труда и сил, пролить пота у корабельных топок, чтобы, держа пар, доплыть до этих экзотических берегов из далекой дальневосточной России?