Не поддавалось объяснению и то, что произошло в лесу. Сгоревшую в соломенной хижине особу так и не опознали. Анита вспомнила про снимок, сделанный фотографической камерой, когда чокнутая нищенка гналась за Сильвией. Максимов аккуратнейшим образом проявил негатив и сделал несколько отпечатков. Их раздали жандармам, которые произвели опрос жителей городка. Нашлись два очевидца, утверждавших, будто видели эту страхолюдину, когда она тащилась по дороге со стороны Мадрида. Она действительно выглядела полоумной, на вопросы не отвечала, лишь скалила прогнившие зубы. Один из снимков отправили по факсимильному аппарату в столицу, в бюро королевской полиции, для проведения более масштабных розысков. Оставалось ждать ответа, каковой мог прийти очень нескоро.
– Вот и выходит, сеньора, – говорил дон Ольмос, – что нам правильнее всего не укорять себя за бездушность, а продолжать начатое. Если мы завладеем серебром раньше, чем это сделают преступники, – это будет успех.
– Но тогда Сильвия станет им уже не нужна, и они ее убьют!
– На все воля Всевышнего! – кротко отзывался спецагент, становясь похожим на смиренного падре, и спускался в тоннель, чтобы поставить там очередной столб.
Энтузиазм, с каким он выполнял свои новые обязанности, поражал. Уж не для себя ли старается, думала Анита, глядя, как он, надрываясь, прет за угол дома тяжеленную бадью. Надеется разбогатеть и зажить в своем Париже припеваючи?
Словно отвечая на ее злые мысли, он как-то проронил, что не собирается форсировать события.
– Решать, как поступить с серебром, следует тогда, когда оно будет у нас перед глазами. Не люблю я, как охотники у Лафонтена, продавать шкуру медведя, который еще не убит.
– У славян на этот счет есть пословица: «Не говори gop, пока не перепрыгнешь», – блеснула Анита знаниями русского фольклора.
– Вот именно. От меня об этом иберийском месторождении не узнала еще ни одна душа. Ни мое руководство в «Сюртэ», ни мадридские чиновники, ни тем более старый тугодум Лопес. И не узнают, покуда я не удостоверюсь, что жила в самом деле существует.
– Ну а если удостоверитесь? – не унималась Анита. – Что предпримете тогда?
Дон Ольмос задумался.
– Решу после, – сказал, выдержав паузу. – В конце концов, хоть я и рожден на испанской территории, я – из басков, а они всегда слыли независимой нацией. К тому же я живу в Париже, работаю на французского короля и не имею обязательств перед ее величеством Изабеллой.
– Но вас наняли испанцы…
– Только для того, чтобы я обезвредил людей, угрожающих трону. О том, что я обязан передавать в испанскую казну найденные при этом богатства, в моем договоре не сказано ни слова. Хотя, – он снова помедлил, – если серебро попадет к карлистам, это обернется прямой угрозой государству. Следовательно, я не имею права этого допустить. Да, задачка не из легких… Но повторюсь: решать ее надо не сейчас.
Дон Ольмос выказал себя не по летам мудрым, и Анита отступилась от него со своими провокационными вопросами. С чем тут спорить? Прав, кругом прав. То-то смеху будет над горемычными старателями, если никакого серебра нет. Да, лучше пока затаиться, работать втихую. Так и для Сильвии полезнее – она, если хватит стойкости, не расскажет бандитам, что посвятила в тайну чужаков, и это спасет ей жизнь. По крайней мере,
Дискутируя сама с собой, Анита прохаживалась по дороге перед «домом на куличках». Дым, вившийся над трубой, возвещал о том, что паровая лопата работает, не покладая ковша.
На шляхе, после череды засушливых дней покрывшемся пылью, показалась согбенная старушка. Она шла босиком, но всякий бы сказал, что это не являлось для нее давно приобретенной привычкой – уж очень боязливо переставляла она покрытые серой коркой ступни. Лицо свое старуха прятала под драным мужским плащом-альмавивой, накинутым на голову и спускавшимся ниже колен.
Анита подала условный знак выглянувшей Кончите. Та понимающе кивнула, скрылась в доме, и дым над трубой стал редеть.
Старуха дохромала до Аниты и выставила из-под плаща сложенную лодочкой руку, не произнеся при этом ни слова. Анита стала копаться в ридикюле, отыскивая мелкие монеты, но тут заметила, что выставленная для подаяния рука не испещрена пигментными пятнами и вздувшимися венами, как бывает у пожилых. Это была рука молодой девушки.
Анита без раздумий сдернула с головы попрошайки альмавиву.
– Сильвия!
Кукольное личико, исполосованное разводами от обильно пролитых слез, испуганно исказилось.
– Что вы делаете! – простонала Сильвия отчаянно. – Если они меня увидят, то уже не пощадят!
Она в спешке натянула плащ обратно на голову. Анита взяла ее за плечи.
– Сильвия, опомнитесь! Вы снова у друзей, здесь вам ничто не угрожает… Идемте в дом!