Деррида

Часто считается, что женщина как мать используется и инструментализируется мужчиной. Но при этом забывают, что забота о потомстве – вотчина не мужчин: с этой точки зрения «инструментальность» по необходимости оказывается взаимной, и вопрос о том, кто кем пользуется, кто сделал из другого средство или инструмент, решить не так-то просто. Сегодня, когда технологии контрацепции и зачатия дают женщинам власть над своими репродуктивными способностями, это несложно подтвердить. Ницше, всегда несвоевременный, пишет в «Веселой науке», что для женщины «мужчина – лишь средство, цель же – ребенок». Это провокативное утверждение скоро станет правдой, когда женщины будут сами выбирать, от какого отца и в какой момент завести детей[926].

Начало года ознаменовано для Деррида и другими волнениями. Хотя он не смог приехать на похороны Поля де Мана, он отменяет давно запланированную поездку в Польшу, чтобы поучаствовать в мероприятии памяти де Мана, которое проводится в Йельском университете 18 января 1984 года. Но там он выступает совсем кратко, поскольку «сил хватает лишь на несколько простых слов»: «Позже я попытаюсь сказать лучше и спокойнее о той дружбе, которая связывала меня с Полем де Маном (она была и остается единственной в таком роде), о том, чем я, как и многие другие, обязаны его доброте и проницательности, столь мягкой силе его мысли»[927].

В следующие недели Деррида и правда пишет три большие лекции – «Мнемозину», «Искусство мемуаров» и «Акты: значение данного слова», которые читает по-французски весной в Йеле, а потом по-английски в университете Ирвайна возле Лос-Анджелеса, куда он отправляется, вероятно, впервые. Этими работами, посвященными Полю де Ману, открывается, можно сказать, новый период в его творчестве. Они уже помечены темой памяти, с которой у него, по его словам, отношения одновременно страстные и болезненные:

Я никогда не умел рассказывать истории.

А поскольку больше всего я люблю память и саму Память, Мнемозину, я всегда ощущал эту неспособность как своего рода ущербность. Почему я лишен [дара] рассказа? Почему я не получил этого дара от Мнемозины?[928]

Но также они отмечены знаком траура, который для него неотделим от памяти. Три лекции, продолжающие размышления, начатые Деррида в работе «Смерти Ролана Барта», открывают длинную цепочку некрологов, которые потом будут собраны в книге «Каждый раз уникальный, конец света». Эти речи с самого начала размещены под знаком невозможного, поскольку они обращаются прежде всего к тому, кто теперь не может откликнуться ни на какой призыв:

…Смерть открывает всю силу имени в той именно мере, в какой последнее продолжает именовать и даже звать того, кого называют носителем имени и кто не может более отвечать на свое имя или отвечать от своего имени. В этой ситуации, как только последняя проявляет свою возможность при смерти, мы можем думать, что она не ждет смерти или что смерть в ней не ждет смерти. Призывая или именуя кого-то при жизни, мы знаем, что его имя может его пережить и уже его переживает, начинает уже при его жизни обходиться без него, высказывая его смерть и принося ее каждый раз, когда оно произносится в именовании или в оклике, каждый раз, когда оно записано в список, в общегражданский документ или же в подпись[929].