Деррида

Деррида раздражает также жалость к нему, которая становится заметна в интеллектуальной среде, словно бы все готовятся писать некрологи, а также внезапное внимание, которое некоторые люди спешат ему продемонстрировать, «пока не слишком поздно». Он даже обвиняет Жана-Люка Нанси в том, что тот всем рассказал о его болезни. Последний отвечает, что ничего подобного не было, «но, конечно, у меня не случайно спрашивают, правда ли то, что они слышали где-то еще. После того как ты мне сказал: „Это не секрет, но пусть все остается без особой огласки“ (без подробностей), я следовал этому правилу. Главное, не я стал причиной этих болезненных сообщений, которые ты получаешь, и мне они неприятны так же, как тебе»[1410].

Этим болезненным летом 2003 года Деррида редко остается один. Когда Маргерит отсутствует, его близкие попеременно дежурят возле него: Элен Сиксу по понедельникам, Мари-Луиз Малле по вторникам, Сафаа Фати по четвергам. Больше, чем обычно, Деррида предпочитает письмам телефон. От своих друзей он не скрывает тяжести своего состояния. «У нас регулярно были беседы, – рассказывает Хиллис Миллер. – Он говорил мне, что не мог больше писать, мог лишь выполнять простые задачи, например вносить правку»[1411].

Деррида, однако, не прекращает работу полностью. В письме Дэвиду Уиллсу от 5 июля 2003 года, в самый разгар лечения, он передает ему ряд весьма точных замечаний об английском переводе работы «Боковой проезд». Он извиняется за почерк, «еще больше нечитаемый, чем обычно. Одно из следствий химиотерапии, из-за которой рука немного дрожит»[1412]. Той же дрожащей рукой, которая вскоре станет поводом для размышлений, он пишет 10 июля руководителям Комитета за решительную отмену корриды, что согласен стать почетным председателем их движения: вопрос защиты животных для него очень важен.

Все лето, когда некоторые уже считают, что он при смерти (он был вынужден отменить поездку в Нью-Йорк, запланированную на осень, а также одну конференцию), Деррида продолжает вести войну с раком. После первой серии химиотерапии и новой МРТ врач говорит ему, что опухоль уменьшилась. Деррида по-прежнему очень слаб, но чувствует он себя немного лучше. К концу лета он даже намеревается снова вести свой семинар 2003–2004 годов, но в конце концов отказывается от этого.

Но из дружбы с Элизабет Вебер, которая тоже больна раком, он не отказывается приехать в Санта-Барбару, на Западное побережье, чтобы в конце октября поучаствовать в конференции «Непримиримые различия? Жак Деррида и вопрос религии». Элизабет Вебер вспоминает: «Весной и летом 2003 года мы часто перезванивались, чтобы поговорить об этой лекции, но также о химиотерапии, которую проходили и он, и я»[1413]. Выбранное им для лекции название стало своего рода отзвуком этих разговоров: «Жить „вместе“ – Living „together“».

В ноябре Деррида отправляется в Португалию, чтобы принять участие в посвященных ему трехдневных мероприятиях, организованных Фернандо Бернардо в очень старом Университете Коимбры. «Все близкие ему люди, когда увидели, что он приехал, испытали своего рода облегчение», – рассказывает Мишель Лисе, которого Деррида попросил взять с собой его мантию доктора honoris causa. «Эта крайне торжественная церемония ему очень даже нравилась. И он был рад, что распорядителем церемонии выступал режиссер Мануэл де Оливейра, которому тогда было уже почти сто лет»[1414]. Прогуливаясь по старому городу в великолепном черном костюме и шляпе, Деррида, однако, признается Маргерит: «У меня впечатление, что я буду на собственных похоронах». Но она ему возражает: «Если ты на собственных похоронах, значит, еще жив». Действительно Деррида очень активен. Он читает лекцию, как обычно длинную, и участвует во всех мероприятиях, запланированных на три этих дня, в частности в сессии «Коимбра, город-убежище». «Мы все думали, что он вылечился», – вспоминает Мишель Лисе.

Вскоре после возвращения Деррида получает письмо Мирей Каль-Грубер, в котором она говорит, что очень рада видеть, что он «в отличной форме, блистает, во всем участвует, закидывая вопросы все дальше и дальше»: «Мы приехали туда, чтобы быть рядом с вами, дать вам немного огня, который вы нам без устали передаете, но самым щедрым, самым большим дарителем оказались именно вы»[1415].

Этой зимой врачи также изумлены размахом его деятельности и его совершенно нетипичной витальностью. На самом деле Деррида страдает только ночью, но ему помогает лексомил, а главное – он оживает на публике, когда принимает гостей или увлекается новыми проектами. Пегги Камюф рассказывает об этом: «Жак в этот период выполнил многие обязательства и многие поездки не отменил. Отказаться от части своей жизни значило бы для него отказаться жить»[1416].

Хотя Деррида, как он сам давно говорит, «работает на смерти», он работает также и на дружбе, на верности. После смерти Луи Марена в октябре 1992 года он написал: