Почему дарят и что можно подарить мертвому другу?..
Луи знал, что я о нем думаю, он знал о моем восхищении и признательности, по тысяче полученных им знаков, которые, должно быть, были поданы тем, что ткалось между нашими жестами, нашими перемещениями, нашими, скажем также, взаимными работами и через все несказанное, которое, увы, всегда отзывалось в них или было им созвучно. Но это восхищение, о котором он знал, я ему, наверное, никогда о нем открыто не говорил в отличие от того, что делаю сегодня вечером. Я говорю это не только для того, чтобы признаться в ошибке, сожалении или безутешной печали. По сути, эта ситуация довольно общая, она связывает меня не с одним другом, возможно, со всеми, кого называют «лучшими друзьями».
Но почему же? Почему нужно ждать смерти? Почему ждут смерти, скажите мне?[1417]
Этот вопрос Деррида задает себе всякий раз, когда уходит из жизни один из тех, кого он любит. Он испытывает все то же потрясение, как тогда, когда умер его маленький брат Норбер, «безустанное удивление тому, что он не сможет ни понять, ни принять… продолжить или заново начать жить после смерти близкого»[1418]. Майкл Наас и Паскаль-Анн Бро, преподаватели из Университета Де Поля в Чикаго и переводчики многих его работ, решили собрать и издать ряд текстов, написанных или прочитанных Деррида по случаю смерти его друзей – Ролана Барта, Поля де Мана, Мишеля Фуко, Луи Альтюссера, Эдмона Жабеса, Луи Марена, Сары Кофман, Жиля Делеза, Эммануэля Левинаса, Жана-Франсуа Лиотара, Жерара Гранеля, а совсем недавно – Мориса Бланшо… Деррида отправляет Майклу Наасу и Паскаль-Анн Бро несколько некрологов, которые не были им известны, подчеркивая, что это все-таки будет их проект. Многие из этих текстов в США не известны, и он рад тому, что они выйдут. Но издание во Франции его пугает. Он боится, что некоторые будут смеяться над ним, посчитав, что он со своими надгробными речами изображает какого-нибудь Боссюэ или Мальро. Ему нравится название, выбранное для американского издания, –
То, что завершается, что Луи уносит с собой, это не только то или это, что мы могли в тот или иной момент разделять, здесь или там, это сам мир, определенное начало мира, несомненно, его начало, но также начало мира, в котором я жил, мы прожили общую историю, в любом случае незаменимую, историю, у которой будет тот или другой смысл для одного или другого из нас… это мир, который является миром для нас, единственный мир, который погружается в пропасть, из которой никакая память – даже если мы сохраним память, а мы ее сохраним – не сможет его спасти[1420].
Этот большой труд, одновременно мрачный и светлый, очень хорошо принят прессой. Несмотря на прошлые стычки, Бернар-Анри Леви чествует Жака Деррида в своем «Еженедельном журнале», который он ведет в