Держава и топор

Мы не знаем, что испытывали люди, включенные в такой суд. Все они, лишенные Петром I права выбора, безропотно подписались под смертным приговором наследнику престола. Возможно, что многими руководил страх. П. В. Долгорукий передает рассказ внука одного из судей по делу А. П. Волынского в 1740 году, Александра Нарышкина, который вместе с другими назначенными императрицей Анной судьями приговорил кабинет-министра к смертной казни. Нарышкин сел после суда в экипаж и тут же потерял сознание, а «ночью бредил и кричал, что он изверг, что он приговорил невиновных, приговорил своего брата». Нарышкин приходился зятем Волынскому. Позже другого члена суда над Волынским, Шипова, спросили, не было ли ему слишком тяжело, когда он подписывал приговор 20 июня 1740 года. «Разумеется, было тяжело, – отвечал он, – мы отлично знали, что они все невиновны, но что поделать? Лучше подписать, чем самому быть посаженным на кол или четвертованным».

В послепетровский период суды создавались, как правило, с меньшим составом участников. Дело Долгоруких 1739 года рассматривало «Генеральное собрание ко учинению надлежащего приговора». Состав его, как и проект самого приговора, заранее были определены в докладе Остермана и Ушакова на имя Анны Ивановны. В приложенном к докладу «Реестре, кому в собрании быть» сказано кратко: «Кабинетным министрам. Трое первые синодальные члены. Сенаторы все». Однако кроме них в «Генеральное собрание» были включены: обер-шталмейстер, гофмаршал, четыре майора гвардии, фельдмаршал князь И. Ю. Трубецкой, три генерала, а также восемь чиновников из разных коллегий. Следственная комиссия по делу Бирона была по указу от 5 апреля 1741 года преобразована в суд. Шесть назначенных правительницей генералов и два тайных советника без долгих проволочек приговорили Бирона к четвертованию. Правительница заменила казнь ссылкой в Сибирь.

После вступления на русский престол императрицы Елизаветы началось следствие над А. И. Остерманом, Б. Х. Минихом, М. Г. Головкиным, а также другими вельможами, правившими страной при Анне Леопольдовне и участвовавшими в суде над Бироном. Их дела были переданы в назначенный государыней суд, в который вошли сенаторы и еще 22 сановника. Согласно указу, они должны были составить сентенцию-приговор по экстрактам дел преступников, то есть без обращения к их подлинным делам.

Приговор по делу Лопухиных вынес «Генеральный суд», образованный по указу Елизаветы 18 августа 1743 года. В него вошли три члена Синода, все сенаторы во главе с генерал-прокурором, ряд высших воинских и гражданских чиновников и четыре майора гвардии. При окончательном подписании «сентенции», кроме судей, под приговором поставили свои подписи не названные в реестре членов суда следователи – Н. Ю. Трубецкой и А. И. Ушаков. Члены суда знакомились с делом Лопухина и других только по экстракту из сыска, и в нем (кстати, вопреки данным следствия) было написано, что все преступники во всех своих преступлениях покаялись. Заседание началось утром 19 августа 1743 года с чтения экстракта дела князем Трубецким, а уже после обеда судьи подписали заранее приготовленный приговор – «сентенцию». «Генеральный суд» приговорил всех подсудимых к смерти. Суд был заочным да и не полным – под приговором стоит лишь 19 подписей.

Такой же суд был устроен по делу Гурьевых и Хрущова в 1762 году. В указе Екатерины II о состоявшемся процессе сказано: преступников, «яко оскорбителей величества нашего и возмутителей всенародного покоя», надлежало казнить и «без суда» (само по себе это любопытное признание. – Е. А.), но «человеколюбивое наше сердце не допустило сделать вдруг такого, столь строгого, сколь справедливого приговору. И так отдали мы сих государственных злодеев нашему Сенату». Суд приговорил-таки преступников к смертной казни, но императрица смягчила наказание.

В 1764 году Екатерина предписала передать В. Я. Мировича в руки сенаторов, которым надлежало рассмотреть его дело, «купно с Синодом, призвав первых трех класов персон с президентами всех коллегий». «Производитель всего следствия» генерал-поручик Веймарн представил свой доклад – экстракт, из которого изъяты многие важные факты из подлинных материалов следствия. Суд над Мировичем примечателен тем, что впервые после дела царевича Алексея преступник лично предстал перед судьями и отвечал на их вопросы. Другая особенность суда 1764 года заключалась в том, что суду по политическим преступлениям впервые не подкладывали на стол подготовленный в сыскном ведомстве приговор. Для его написания трое судей образовали комиссию, которая и представила вскоре проект приговора.