Раньше, в сценарии, Шурика звали Владиком — но имя артиста прилипло к герою намертво. Возможно, повлияло и то, что перед «Операцией» Демьяненко дважды сыграл чекистов в «Сотруднике ЧК» и «Государственном преступнике», а молодых офицеров ГБ за глаза звали шуриками в честь их босса «Железного Шурика» Шелепина. Гайдай уже придумал и обкатал заветную троицу Никулин — Вицин — Моргунов на «Псе Барбосе» и «Самогонщиках», прощупал актерские, а не клоунские данные двух из них в «Деловых людях», там же освоил трехактную структуру: ясно было, что эксцентрика спринтерский жанр, долгих повествований не терпит, а значит, нужно собирать «коротышки» в альманах. Все было готово и трепыхалось, как ракета на старте. Три предельно узнаваемых антиобщественных типа, заново вошедшая в моду стилистика немого кино, полузапретный, а оттого предельно востребованный целевой аудиторией студенческий миф, с виду неловкий, но с блестящей акробатической подготовкой артист Демьяненко, огневой композитор Зацепин и новая мобильная, смешливая, реактивная аудитория из подросших детей бэби-бума — могло ли это не совпасть, не сработать, не выстрелить?
«Операция “Ы”» стала чемпионом проката, побив рекорд «Человека-амфибии».
«Кавказская пленница» стала чемпионом проката, побив рекорд «Операции “Ы”».
Шурик жег.
«Студдент», — сказал ему Федя в момент административного ареста, и видно было, что это ругательство, причем ругательство народное. Шурик ответил с прибором, с верхом, с горочкой: получив чувствительных пинков с Феди и Балбеса, он в «Операции» и «Пленнице» повел настоящую вендетту против пятых точек противника: Феде всыпал розог, троице — по соразмерному шприцу, а товарищу Саахову — два ствола крупнокалиберной кристаллической соли. «Шурик, это не наши методы», — тревожно заканючили воспитуемые и как-то сразу перешли на «вы». Способность подвергнуть унизительным процедурам весьма крупных и социально опасных мужчин перевела очкарика и представляемое им меньшинство из категории безопасных мозгляков в почтенный ранг «бойцовый кролик».
Сохранив сословную деликатность и заботу о пассажирах с детьми, он яростно бился за народное добро на рапирах, ведрах, балалайках и отбойных молотках. Самостоятельно зарабатывал («Я вам денежку принес за квартиру за январь»). Уже в 65-м не хныкал на кризис легкой промышленности, а носил вполне справные джинсики — хоть и короткие, хоть и польские, хоть и собакой покусанные, а все ж с заклепочками где надо и простроченные по всей длине. Развалил часовню. Прыгал с коня в драндулет. И даже в три часа ночи мог показать, как пройти в библиотеку.
Ясно, что все богини Москвы и черноморского побережья в белых босоножках были его. Конечно, читать им стихи шестидесятнического идола Ярослава Смелякова было необязательно: они ломали и ритм, и смешливую интонацию — но без стихов студенту никуда, а много более уместный Николай Глазков («От ерунды зависит многое, / И, верный милым пустякам, / Готов валяться я у ног ее / Из-за любви к ее ногам») в те годы печатался только в самиздате — лично и придумав это слово.
Еще один вкусовой промах заметил лучший из гайдаеведов Сергей Добротворский (ныне более известный по мемуарам вдовы[8]
). Федя жмется среди луж под обстрелом отбойного молотка. В 65-м ему 41 — стало быть, воевал и, как втыкаются рядом пули в песок, знает; хохмить над этим следующим поколениям Шуриков необязательно. И Гайдай, и Никулин, и сам Алексей Смирнов прошли фронт — возможно, поэтому и не придали значения. Смешно же — так пусть будет.Советский Союз менялся, все решительнее порывая с пещерными порядками люмпенских окраин. Городской житель почуял силу и численное преимущество и вышел на бой с деклассированными балбесами, а после и с похотливыми ответработниками курортной зоны. Богом этой войны, образцовым ее орденоносцем стал обобщенный студент технического и гуманитарного направлений (технари в фольклорные экспедиции не ездят) товарищ Шурик.
«Бить будете?» — спросили балбесы.
«Нет, — отвечал Шурик. — Проводить воспитательную работу».
И всем становилось ясно, что будет именно бить.
Аккуратно, но сильно.
1966. Обуржуазивание
За десятилетия плавного дрейфа от советского вчера у нас сложился незыблемый канон юбилейной ретро-передачи.