Однажды в России олигарх Платон Маковский выбросил мобильник с кремлевской связью. Вот так взял и выбросил — в урну с рекламой FM-радио. Не человек, а глыба. Мущщина-зверь. Только Владимиру Машкову доверяют играть таких дерзких иноходцев, не под седлом и без узды.
Выбрасывание мобильников с недавних пор стало знаковым кадром новорусского кино. Опустив тонированное стекло холеной «бэхи», женщины рвут с папиками, мужчины — с большими папиками. Мобильник в снегу — отправная точка новой независимости.
Меж тем роман Юлия Дубова «Большая пайка», по которой снят «Олигарх» с В. Машковым в роли дерзкого иноходца, был как раз о зависимости. О великой дружбе, расплющенной катком большого капитала. О мегакорпорации, индустриально-финансовом колоссе, пожравшем ближний круг отцов-основателей. О бесчувственной этике синдиката. Бывший гендиректор АО «ЛогоВАЗ» и младший партнер Б. Березовского, Дубов изваял ни много ни мало «Крестного отца» (уже второго после «Охоты на изюбря» Ю. Латыниной и столь же равнодушно принятого русской публикой ввиду избыточного знания о предмете).
Казавшаяся поначалу клоном прохвостовской прозы Ю. Полякова книжка быстро выруливала на серию структурно необходимых и логически неизбежных смертей, облагораживающих любую разбойничью норму прибыли или интимный досуг для состоятельных господ. Там, где на кону у поляковских комсомольчиков стоял вылет из калорийных сфер да невыпуск в ГДР на партхозактив с девочками, дубовская группа товарищей медленно оборачивалась в прах и пепел.
В экранизацию просились гроссмейстерские маневры юркого Мефистофеля, известного всей стране под инициалами БАБ, армады взятых под контроль «шестерок» и «девяток», наложенные на текст указа о новых таможенных сборах подрывы черных внедорожников, сползающие по стенкам тела «чикагских мальчиков», расстрелы в саунах и снайперские дуэли у китайских ресторанов под ламбаду и вальс-бостон вместо синатриного «Стрейнджера в ночи». Как и в «Крестном», жестокий бизнес, созданный с единственной целью защиты Семьи, вырвался из-под контроля, самой логикой событий понуждая ученика чародея сдавать ближних сильнейшим, терять родню в конкурентной борьбе, а когда и самолично казнить ссученных временем сподвижников. Из шумной компании экономических эмэнэсов в живых к концу оставались двое. Тени двух командиров «ЛогоВАЗа», кардиналов ОРТ, акул нефтедобычи и авиаперевозок незримо витали над бумажными образами олигарха Платона Маковского и суболигарха Ларри Теишвили, Воланда и Бегемота, вопреки умышлению сделавших России немало добра.
Экранизация Лунгина напомнила мюзикл «Однажды в Америке» в постановке цыганского облдрамтеатра. Козырные тузы российских финансов, делатели королей и режи-мов ведут в нем себя словно кооперативные кусочники, срубившие шалый миллион на обналичке авизо и перепродаже компьютеров. Пускают фейерверки, обдирают на бильярде бурбонов-губернаторов, гоняют вперегонки на прогулочных лайбах и палят из пистолетов по свежекупленному бронированному джипу. Лунгин всегда слыл поэтом густого загула с лезгинкой на усах и быками в «Арагви», всегда ценил нимфеток на роликах и шампанское на манишку — но, пардон, не в этой же жизни! Кураж, достойный евстигнеевской «Лимиты», совершенно не работает в картине про подземных королей национальной экономики: что позволено быку, не дано Юпитеру. Растеряв самое дорогое, оставшись у разбитого корыта, итальянский дон и русский папа оставляют за собой последнее право: не петь на свадьбах и не нырять в аквариум за русалками. На любом герое, которого играет Владимир Машков, аршином написано: может.
Шампуры в зубах и дареные верблюды равняют фильм с кремлевской кампанией по истреблению последней памяти о генералах 90-х. Когда соображаешь, что под этим вот одноклеточным псом-барбосом подразумевается Лебедь, под тем похотливым колобком — Каданников, а вон тот пень в футляре есть полудержавный властелин Коржаков, создается впечатление тотальной травестии драматичнейшего периода русской контрреволюции.