Читаем Державю. Россия в очерках и кинорецензиях полностью

Державю. Россия в очерках и кинорецензиях

А летом 89-го первым в Казахстане стал Нурсултан Назарбаев, претендовавший на кунаевское место еще двумя годами ранее и ныне довольно прямо подозреваемый в организации тех волнений. Уже через полгода правления он освободил осужденных «декабристов» и добился отмены постановления союзного ЦК о национальных искривлениях в Казахстане. На площади Брежнева, переименованной в Новую, открыли памятник студентам-крамольникам. Приговоренный к высшей мере за убийство дружинника студент (после замены приговора погиб в тюрьме) объявлен Народным Героем.

Скоро назарбаевскому лидерству четверть века.

На Востоке не любят перемен.

1991. Всё

Вожди Атлантиды

Кремлевская стена

Социализм усоп непобежденным. От старости и необратимых изменений организма.

Не в силах решить узловую проблему народовластия — вопрос ротации руководства, — власть Советов тихо угасла сама. Свершив свершения, отбившись от недругов, просветив тьму египетскую и перековав соху на атомную бомбу, она уложилась в срок жизни одного поколения.

Отчетливей всего это видно по Кремлевской стене.

Сначала — 20-летние наборщики и самокатчики, бившиеся с юнкерами у Никитских ворот и в пречистенских переулках. Потом — 30-летние полпреды, убитые непримиримыми на вокзалах европейских столиц. Затем — 40-летние наркомы, сгоревшие от недосыпа и перегрузок (Ногин, Лихачев, Дзержинский умерли, не дожив до 50-ти, Красин — чуть пережив). Потом была пауза, потому что 50-летних убивали преимущественно на Лубянке, незнамо где закапывая. Позже были 60-летние военачальники, генералы Топтыгины в золотом шитье. И совсем под конец — 75-летние генеральные секретари. У подавляющего большинства именитых покойников годы рождения «плавают» между 1870-м и 1900-м годами (системное исключение — погибшие космонавты: Гагарин, Комаров и экипаж Добровольского). Это было единое поколение вершителей, каркас управленческой системы.

Государственный коллапс 20-х выкристаллизовал особую породу красных кризис-менеджеров — универсальных управленцев экстра-класса, ставящих с нуля дипломатию, разведку, финансы, транспорт, снабжение и погранохрану. Еврейский публицист сделал из разболтанного дезертирского месива и умеренно лояльного офицерства самую страшную на свете Красную Армию. Польский помещичий сын, полжизни проведший в тюрьме, — самую результативную спецслужбу, систему сиротского призора, твердый рубль и работающую железную дорогу. Выпускник политеха — энергосистему России, Госплан и песню «Вихри враждебные». Плеяда больших командиров, пришедших во власть не за сладким куском, была с началом стабильности по всем законам человечьего общежитья оттерта умелыми чинодралами, которым их вождь — хам и неуч — сплеча расчистил дорогу, а правило первых лет «лояльность выше компетентности» сохранило силу и впредь.

На этой волне «детей революции» и случилось проклятое Лимоновым «вырождение ордена меченосцев в сословие привилегированных дачников». Старших братьев — идейных троцкистов — они съели с единственной целью мертвого сытого штиля. Пуганая и темная советская интеллигенция постоянно ждала от них второго террора — не сознавая, что главной мишенью чисток всегда является управленческий класс, а профессуру уже доедают на сладкое. Меньше всего новому истеблишменту нужен был огонь по штабам — выпестованная Брежневым система коллегиальной диктатуры взамен сталино-хрущевского единовластия была надежным гарантом ап-класса (а с ним и элит вообще) от потрясений. Их благодарность вождю за реактивную карьеру засчет перебитых пугала образованщину до обморока, но никогда не выходила за рамки. Класс конвертировал власть в наследственное процветание и зажирел. Преимущества раннего большевизма — аскеза, эффективность, элементарный ум — тихо утонули в болоте.

Система стала тормозом. Скопировав имперскую аксакальскую структуру, Советская власть не давала перспектив роста. Исключала возможность легального заработка. Как и всякая власть пожилых провинциалов, грешила неистовым лицемерием. Деревенские дедушки из высшего партийного синода насмерть бились уже не с Богом, частной собственностью и белой идеей, а с громкой музыкой, длинными прическами, голыми бабами и заграничными штанами — не разумея, что воюют с молодежью как таковой, а это гиблая затея. «Вы умрете, а я останусь», — сформулировала итог подобных войн простодушная, но зоркая режиссерка Гай Германика.

Как и вышло.

В странах сырьевой экономики, которая способна обеспечить сносный уровень только трети граждан, красная идея жила, жива и будет жить. В моменты слабости центра она даже может победить — но немедленно требует интеллектуального ресурса и точных управленческих решений, ибо власть ее нестабильна.

Впрочем, это проблема любой власти в странах сырьевой экономики.