С великим тоже туго: главные слова свалялись настолько, что вокруг один сплошной надоевший постмодерн. От категорической невозможности проговорить слово «люблю» соловьевский Иван думает: «Я ее…», но примочки уже задрали, и даже Курицын пишет о смерти вместо MTV.
Демократический век массового доступа к радостям избранных, привыкания, разочарования и разочарования в разочаровании окончен. Соловьев подбил его итоги сырым по языку, но крайне точным по настроению фильмом для первого дня Нового года. Когда праздник опал, оставив по себе сладкую, чуть меланхоличную истому, серпантин мандариновых корок и стопку грязной сервизной посуды в раковине. Когда на работу не завтра, друзья еще не ушли и что-то ворчат в комнатах под одеялом, в холодильнике еще полно всякой мороженой всячины, а в телевизоре — чужого наивного веселья, взывающего об отеческом снисхождении.
Когда все надо начинать с чистого листа по первопутку — сдержанно, трижды обдуманно и позитивистски буржуазно, как легкие и лукавые старички из добрых американских комедий. В конце концов, из припухших Джедаев выходят отличные Йоды.
Скайуокерам строиться.
Наша классика
Ай да Прошкин, ай да сукин сын!
Однажды Пушкин сочинил вестерн и назвал его «Капитанская дочка». Лейтенант федеральной кавалерии Петр Гринев прибывал служить в уединенный форт Белогорск на дальней оконечности фронтира, окруженный с трех сторон недружественными туземными племенами и скотоводческим сбродом Дикого Востока. Конные патрули регулярно подвергались атакам дикарей, но это лишь подстегнуло любовь к новому взводному комендантской дочери Маши, которая, не откладывая в долгий ящик, принялась печь для него рождественское печенье и со смыслом раскачиваться вечерами на качелях во дворе комендантского дома. «Капитанская дочь, не ходи гулять в полночь», — пытался усовестить ее грубый и ехидный старший лейтенант Швабрин, за что был вызван Гриневым за частокол в прерию рубиться до первой крови. Дебютант был ранен, однако вскорости эту драму затмил объединенный рейд на Белогорск апачей, сиу, навахо и манитоба, в ходе которого гарнизон был истреблен, а пленные скальпированы. Тяжелая рука Великого Вождя Емельяна Пугачева миновала лишь лейтенанта: однажды в прерии Гринев подарил ему, в ту пору одинокому проводнику, теплое серапе, — а с неотплаченным добром у индейцев большие строгости. Швабрин переметнулся на сторону врага и получил имя Коварный Хорек, а после наведения порядка экспедиционным корпусом Михельсона оклеветал верного присяге лейтенанта. Лишь заступничество Маши перед Ее Величеством президентшей спасло героя. «Береги честь смолоду», — говорил он в финале, стоя в стременах правофланговым развернутого строя кавалерийской бригады, — под звуки горна и плеск национального знамени.
«Можем ведь, если захотим», — довольно сказал Александр Сергеевич, оставил рукопись подышать, а сам побежал в клуб — блистать и в карты дуться. Проказник-ветер взбаламутил стопку бумаги, долго-долго носил ее по воздуху и, наконец, принес пушкинские каракули с кляксами режиссеру Александу Прошкину. За то время, что заветные листки летели из Петербурга в Москву, произошла масса событий — в частности, выход книжки П. Вайля и А. Гениса «Родная речь», в которой авторы блестяще объяснили упадок русской жанровой литературы и кино. «Герой нашего времени», писали они, стал бы роскошным боевиком в духе Дюма, с тремя красотками — горянкой, дворянкой и простолюдинкой-рыбачкой, с дуэлью, захватом пьяного стрелка, поножовщиной с контрабандистами и стычками на границе, — но все заслонили трагические раздумья о судьбах Родины и лишних людей.