Державю. Россия в очерках и кинорецензиях

Деточка. Агу. Это ваша с Райтом проблема в том, что первую дурную, горячечную любовь взрослой женщины вы принимаете за страсть в стиле «купола — колокола» и беретесь учить несчастливицу душевному здоровью. Проблема Анны в том, что ее с умом и сердцем угораздило родиться в пору отмирающих сословных браков, слаживаемых степенными папеньками. Что детская смертность тех лет даже и в дворянских семьях исключала пользование медицинским чудом презерватива (который таскает за собой в футляре экранный Каренин) — порождая не в любви заведенных Сереж и не в браке зачатых Анечек. В том, что незаконнорожденной байстрючке светил бы вечный второй сорт, каб не сухарь Каренин, давший ей свое имя, а стало быть, и титул, и права наследования, — невзирая на шушуканья и взгляды исполу. В том, наконец, что сексуальная революция, которую Америка изобрела через век после того, как она произошла в мало-религиозной России, заключается не в свальном промискуитете, а в легитимации добрачных и внебрачных связей — и ее иконой-жертвой-валькирией и послужила гранд-дама Анна Аркадьевна Каренина, в девичестве Облонская. И понять-передать это дано было одному графу Толстому, по молодости осеменившему половину ближнего круга, а в зрелости вставшему на консервативные позиции, — потому и способному не впадать в крайности порицания и канонизации.

А коль скоро контекстных тонкостей современной аудитории не осилить — приходится списать их в издержки жанра. Кульминационный и саморазоблачающий обморок Анны на скачках зрителю неочевиден (мало ли с чего барыни в обморок хлопаются), а последующее объяснение в карете с мужем необходимо — так пусть будет не обморок, а оперные восклицания с трибуны «Алексей! Алексей!» с немедленным публичным конфузом. Частые и внезапно прерванные визиты Вронского в дом девицы на выданье (за что в доме Щербацких его справедливо сочли канальей) сегодня никому не покажутся предосудительными — а тогда пусть Кити будет Анне светской соперницей: распря зрелой брюнетки с блонди-инженю выигрышней смотрится, да и холодность мужней madame Левиной к падшей Анне куда лучше мотивирована. Вечную зубную боль американских постановщиков составляет тождество имен любовника и мужа — до такой степени, что, по отзывам Журбина, Каренина на Бродвее запросто перекрещивают в Николая, чтоб не путаться. Райт решает невнятицу мягче: на явлении Вронского очередная бальная кумушка шепчет соседке, что еще одного Алексея ее нервы не вынесут. Милейшая, это называется не нервы, а гладкий мозг — способный вместить, что Дэвидом зовут каждого второго, но только не то, что имя Алексей в России тоже имеет широкое хождение.

Толстой, известно, не либретто к опере писал — а в романе одинаковые имена не возбраняются.

В «Старых песнях о главном» — а именно этот жанр более всего напоминает шоу с гигантскими снежинками, фейерверочными небесами, танго втроем и вышколенным кордебалетом — Райт показал себя виртуозом. Эрнст был бы доволен. Беда в том, что беллетризация, особенно музыкальная, пусть и насыщает, но весьма уплощает конфликт. Опера Чайковского «Евгений Онегин» слывет апофеозом олеографической пошлости, усугубленной сердечными склонностями композитора (уж слишком у него много лобзаются Онегин с Ленским, слишком взывают друг к другу на месте роковой дуэли).

Та же выпуклая очевидность в каждом фрагменте новой «Карениной». Вронский с порога явлен таким сладким фертом, таким волокитой-Дантесом с повадками вальта трефового, что им безнадежно компрометируется вкус Анны: такого рода самцов ангажируют на уик-энд отдыхающие миллионерши.

Кити назначено в финале играть семейный парадиз, поэтому на ее роль избрана ни минуты не абитуриентка Алисия Викандер. Когда откровенно дебелая молодуха начинает симулировать робость и неопытность — выглядит развратно до крайности.

Левин с его устоями и косьбой тут и вовсе сущий исусик — обходится стороной, как накануне венчания он раскрывает невесте всю географию своих добрачных похождений (равно как и граф Толстой новобрачной Сонечке Берс). Сонечка с Китенькой тогда лишились чувств, а вернувшись в сознание, пришли к разумному и до сих пор не оспоренному убеждению, что мужчины козлы. Стало быть, и дружба Левина с Облонским была привязанностью равных — а не союзом простака с чертушкой, как следует из фильма.

Всего этого публике знать не надобно (она, положим, и не собиралась). Фильм рассчитан на американцев, которые романа в глаза не видели, а знают только про поручика, лошадь и паровоз. Русские скоро и того знать не будут — к чему? Поэтому все, кроме злого Быкова[14], наперебой пишут, что постановка «ах, удалась».

Наверное, так и есть.

Экзорцизм сегодня

«Преступление и наказание», 2007. Реж. Дмитрий Светозаров